– Какой?
– Выпей то, что тебе налито.
Ты подчиняешься.
– Ладно, – говоришь ей. – Советов не жду. Но… может, я чего-то не знаю? Может, вы расскажете мне что-нибудь о Сьюзен или о нас со Сьюзен, чтобы открыть мне глаза?
– Я тебе так скажу: если все пойдет наперекосяк, ты, скорее всего, выкарабкаешься, а она, скорее всего, нет.
Ты потрясен.
– Это как-то не по-доброму.
– Доброта – не по моей части. Правда доброй не бывает, Пол. Жизнь тебе это докажет.
– Уже доказала, и не слабо.
– Может, оно и к лучшему. – Тебе словно влепили пощечину. – Заканчивай, Пол. Ты же не для того сюда заявился, чтобы припасть к моей груди и послушать сказочку про фею в саду.
– Верно. Просто поделитесь своими соображениями. Сьюзен постоянно мотается к Маклауду. Видимо, чаще, чем мне известно.
– Тебя это волнует?
– Только в том смысле, что я его убью, если он ее снова хоть пальцем тронет.
Джоан смеется.
– Как жаль, что для меня мелодрамы юности остались далеко в прошлом.
– Не надо пафоса, Джоан.
– Я без пафоса. Разумеется, Пол, никого ты не убьешь. Но приятно, что тебя посещают такие мысли.
Ты думаешь: ерничает. Но сатира – это не по части Джоан.
– Почему же не убью?
– Да потому, что последнее убийство в наших краях совершили люди, еще ходившие в боевой раскраске.
С усмешкой отпиваешь еще немного джина.
– Мне тревожно, – говоришь ты. – Тревожно оттого, что я не смогу ее спасти.
Ответа нет, и это действует тебе на нервы.
– Итак, каковы ваши соображения? – не отступаешься ты.
– Мать-перемать, кому сказано: я не оракул. Иди почитай гороскоп в «Эдвертайзер энд газетт». Когда вы сбежали, я сказала: смелые ребята. На вашей стороне смелость, на вашей стороне любовь. Если жизнь сочтет, что вы в чем-то не дотягиваете, значит жизнь не дотягивает до вас.
– Теперь вы заговорили именно как оракул.
– Тогда мне впору прополоснуть рот с мылом.
* * *
Однажды по возвращении домой ты видишь лицо Сьюзен – все в ссадинах и кровоподтеках; руки предостерегающе выставлены вперед.
– Я споткнулась об эту ступеньку в саду и упала, – говорит она так, словно этого следовало ожидать. – Брожу как в тумане, прямо страшно.
А ведь она и в самом деле бродит как в тумане. С тех пор ты на прогулках машинально придерживаешь ее под руку и следишь за любыми неровностями тротуара. Но ее выдает предательский румянец. Звонишь врачу – но не частнопрактикующему, прописавшему ей таблетки для поднятия тонуса.
Пожилой доктор Кенни суетлив и любопытен, но как участковый врач нареканий не вызывает: он из тех медиков, которые считают, что вызовы на дом позволяют собрать необходимые данные для постановки диагноза. Ведешь его наверх, в спальню Сьюзен; синяки у нее на лице пестрят всеми цветами.
Спустившись в гостиную, он просит уделить ему пару минут.
– Конечно.
– Случай неочевидный, – начинает он. – Пациентка еще не в том возрасте, чтобы падать на улице.
– В последнее время она бродит как в тумане.
– Да, она и мне так сказала, слово в слово. Могу я спросить: вы ей приходитесь…
– Я ее квартирант… нет, скорее, наверно… крестник.
– Хм. И кроме вас двоих, в доме ни души?
– В мансарде снимают комнаты еще двое жильцов. – Ты не решаешься возводить Эрика в ранг второго крестника.
– А родные у нее есть?
– Есть, но в данный момент она от них… так сказать… отстранилась.
– И никто не оказывает ей поддержку? Кроме вас, разумеется?
– Думаю, никто.
– Случай, повторюсь, неочевидный. Как вы думаете: она, часом, не прикладывается к бутылке?
– Нет, что вы, – следует твой поспешный ответ. – Она вообще не пьет. Терпеть не может спиртное. В частности, по этой причине она ушла от мужа. Он алкоголик. Пьет баллонами и галлонами, – зачем-то добавляешь ты, не успев придержать язык.
Для себя ты отмечаешь два факта. Во-первых, ты лжешь на автомате, чтобы выгородить Сьюзен, хотя, возможно, правда была бы к ее пользе. Во-вторых, ты начинаешь понимать, как ваш роман – точнее, ваше сожительство – выглядит со стороны.
– А позвольте спросить, чем она занимается в течение дня?
– Э-э… волонтерской деятельностью… в благотворительной организации.
Еще одна ложь. Сьюзен упоминала такую возможность, но ты воспротивился. Счел, что она сама нуждается в помощи – где уж тут помогать другим.
– Но не с утра до ночи, правда же?
– Ну, наверно, еще… ведет домашнее хозяйство.
Он оглядывается. Дом крайне запущен. Понятно, что твои ответы не удовлетворяют доктора. Что ж, ничего странного.
– Если случится рецидив, – говорит доктор, – нас обяжут провести расследование.
Подхватив свой чемоданчик, он уходит.
Расследование? – звучит у тебя в ушах. Расследование? Он почуял вранье. Но что тут расследовать? Наверное, он догадался, что ты ее любовник, и заподозрил, что женщину здесь избивают. Опомнись, говоришь ты себе: стремясь сделать так, чтобы она не прослыла алкоголичкой, ты подставляешь себя под обвинения в рукоприкладстве. Как видно, доктор вынес тебе последнее предупреждение.
Еще не факт, что полиция заинтересуется этим делом. Можно припомнить случай двухлетней давности. Вы со Сьюзен садитесь в машину, проезжаете с четверть мили и замечаете на тротуаре повздорившую парочку. Мужчина угрожающе надвигается на женщину – и у тебя в голове возникает сцена в доме Маклаудов. Уличный хулиган пока не ударил свою спутницу, но уже замахнулся. Вполне возможно, что оба пьяны – сразу не определишь. Ты опускаешь стекло, и женщина вопит: «Звони в полицию!» Теперь этот сграбастал ее в охапку. «Звони в полицию!» Примчавшись домой, набираешь 999, и за вами тут же приезжает патрульная машина, чтобы, согласно поступившему сигналу, вы указали место вероятного преступления. Скандалистов там уже нет, но через две улицы вы их настигаете. Они стоят метрах в трех друг от друга, во все горло обзываясь последними словами.
– А, этих мы знаем, – говорит молодой констебль. – Вечно у них семейные разборки.
– Вы не собираетесь его задерживать?
С этим констеблем вы почти ровесники, но он много чего повидал и не в пример лучше знает жизнь.
– Видите ли, сэр, мы не вмешиваемся в домашние конфликты. Разве что в самых крайних случаях. А тут – ну, поскандалили малость. Вечер пятницы, святое дело.
И отвозит вас домой.
