Да ср*** нам в эту ср**** дыру у реки. После того как швед выкинул нас из дома на Г.
Мы даже не смогли протащить этот ё***** распрекрасный диван через ср**** узенькую дверь этой ср**** дыры у реки.
Я даже не считаю эту ср**** узенькую дверь этой ср**** дыры у реки настоящей дверью, когда думаю о той ё***** двери, что у нас была на Г. Какая дверь! Дверь этой ср**** дыры у реки устыдилась бы называться дверью, если бы увидела эту ё***** великолепную дверь на Г.
И все же мы там позабавились.
У реки.
Все нажирались и бросали друг друга в это ё***** питье? С горящими сигарами и всеми делами? А Чесневски все пытался произнести «Потомак»?
Все бросали камни в энтих прачек?
Помнишь, когда этот как его Тентини чуть не утонул? Тогда еще полковник Б. оживил его, и первое, что попросил Тентини, — дать ему его ё***** кружку с пуншем?
Вероятно, уже достаточно, холодно сказал преподобный.
Помнишь, как мы оставили маленького Эдди на плацу?
После польки какэтотамназывают.
Было такое, немного.
Ему не повредило.
Могло и помочь.
Он стал крепче.
Если лошадь на тебя наступит, ты не умрешь.
Ты бы, может, хромала немного.
И потом боялась лошадей.
И собак.
Но ходить в толпе пять часов? Это тебя не убьет.
Что я думаю? Это тебе помогает. Потому что потом ты знаешь, как бродить в толпе пять часов без слез и паники.
Ну, немного-то он плакал и паниковал. Когда добрался до дома.
Ах, моя милая п****, ты защищаешь этих трекл**** маленьких ё****й от всего, они скоро будут звать тебя в сортир, чтобы ты вытирала им ж***.
Одно могу сказать про Эдди-мл. и Мэри Мэг. Они всегда сами вытирали себе ж***.
И у нас не было сортира.
Просто с** где хочешь.
Почему они никогда к нам не приходят? Вот что я хочу знать. Мы уже сколько здесь? До х** времени. А они ни разу…
В ж*** их! Эти ё****ы неблагодарные змеи не имеют никакого трекля**** права винить нас ни в какой их х****, пока они не побывают в нашей ё***** шкуре, а ни один из этих маленьких г******в не побывал и минуты в нашей ё***** шкуре.
Хватит, сказал преподобный.
Это были Бэроны.
Пьяные и бесчувственные, они валялись на дороге, их переехала та же телега, и их оставили оправляться от повреждений в необозначенной позорной общей хворь-яме за вот этой самой вселяющей ужас металлической оградой. Единственные там белые люди, брошенные туда с несколькими представителями черной расы, ни одного из них, светлого или темного, не положили в хворь-ларь, чтобы они могли должным образом в нем выздороветь.
Это было не comme il faut, что Бэроны намеревались поговорить с мальчиком.
Или что они были по эту сторону ограды.
И дело не в богатстве.
Я не был богат.
Дело в манерах. Дело, скажем, в умении быть «богатым духом».
Но Бэроны приходят и уходят, как им вздумается. Ограда им не помеха.
И в том предыдущем месте их ничто не сдерживало.
Ха.
Ха-ха.
За Бэронами, быстро сменяя друг друга, прошли мистер Бантинг («У меня определенно нет ничего такого, чего я бы мог стыдиться»), мистер Элленби («Я пришел в этот горот здесь с семью долларами, зашытыми в мои штаны, и не намерен никуда уходить, пока мне скажут, где мои доллары, черт раздери») и миссис Правильная Фессбитт («Я прошу, чтобы в течение одного последнего Часа эта ужасная боль не мучила меня, тогда я смогу Проститься с Моими Близкими в более Благостном духе»), которая потихоньку пробилась к двери, сложившись все в ту же невероятную позу эмбриона, в которой провела последний год, будучи прикована к постели в том предыдущем месте.
Десятки других в возбуждении ждали возможности поговорить с парнишкой, обуянные новой надеждой.
Но, увы, все это было тщетно.
