– Вам, я смотрю, нравится, – проговорила леди Грегсон, чья миссия в тот вечер была в том, чтобы все портить, как раз когда она старалась сделать противоположное.
– Такое наслаждение попробовать что-то необычное! – ответил Питер. – Во всяком случае, в этом доме.
Он говорил громко и отчетливо, в молчаливо хрустящей льдом комнате. Все глаза немедленно повернулись к его жене.
Поначалу я думал, что она не станет отвечать. Но Билли ответила.
– Урод гребаный! – воскликнула она, возвращаясь к своей стандартной лексике, которую применяла в моменты ярости, хотя на этот раз она говорила довольно тихо, и слова, несмотря на недостаток оригинальности, прозвучали весьма внушительно.
Потом Билли встала и подняла вазу с оставшимися несъедобными ледышками. Жестом, которым заливают огонь водой из ведра, она швырнула на Питера остатки замороженных ягод, по пути обрызгав и нас, а также стол и пол болезненно острыми осколками. В довершение Билли метнула в Питера вазу, которая не попала в цель, так как он увернулся, и ваза разбилась об изящное ведерко для вина времен Георга IV, стоящее в углу. В последовавшую паузу было слышно только дыхание.
– Не пора ли нам одеваться? – бодро предложила леди Грегсон. – Сколько машин нам нужно, чтобы ехать на бал?
В похвальном стремлении покончить с этим недоразумением раз и навсегда она встала, отодвинула стул и, наступив на ледяную клубничину, плашмя упала на пол, стукнувшись головой о край стола. Задравшееся вечернее платье обнаружило довольно неопрятную нижнюю юбку и стрелку на правом чулке, хотя последняя, возможно, появилась в процессе падения. Леди Грегсон лежала на полу совершенно неподвижно, и на секунду я забеспокоился, уж не умерла ли она. Подозреваю, что остальные подумали то же самое, поскольку никто не пошевелился и ничего не сказал, и какое-то время всех нас окутывала какая-то древняя, первозданная тишина. Пока наконец тихий стон не развеял нашу тревогу.
– Мне кажется, не обязательно всем ехать, да, дорогая? – поднявшись, спросил Питер, и обед закончился.
Все это я рассказывал для того, чтобы объяснить, как в ту ночь оказался с Терри в постели. Мы держались вместе, когда наконец добрались до бала, потому что было бы странно не держаться вместе тем, кто видел предыдущие события этого вечера. Сэм Хоар и Карина, которыми двигали те же соображения, скоро пошли танцевать. С того вечера у них начался роман, за ним последовал брак, рождение троих детей и скандально знаменитый развод, когда в 1985-м Сэм сбежал с дочкой итальянского автопроизводителя. А тогда из всей вечеринки для меня оставалась только Терри, и я не жалел. С того момента чем позже мы уходили в ночь, тем неизбежнее все казалось. Мы лихо отплясывали, пока была быстрая музыка, но когда около часу ночи свет притушили и диджей поставил «Honey», приторно сентиментальный хит того времени, одну из бесчисленных баллад о погибших возлюбленных, мы тотчас взялись за руки. Стиснув друг друга в объятиях, мы начали медленно и ритмично покачиваться, что в завершающей стадии таких мероприятий считалось танцем.
Эти жестокие и сладкозвучные погребальные песни были своего рода символом эпохи, хотя мода на них уже давно угасла. Странное явление, если задуматься: песни о мужах, женах, чьих-то девушках, чьих-то парнях, и все они погибают в автомобильной катастрофе, или при крушении поезда, или от рака, а чаще всего разбиваются на мотоцикле – этот последний сценарий соединял в себе сразу несколько повальных увлечений того времени. Видимо, было в их незатейливой слезливой эмоциональности нечто такое, что перекликалось с нашим по большей части ложным ощущением «прокладывания новых путей» и «освобождения». Эти баллады варьировались от крепкой и мелодичной «Tell Laura I Love Her» до таких, как «Terry» и «Teenangel», включая и «Honey», кстати тоже слащавых до невозможности. Но выделялась на фоне других – исключением, подтверждающим правило, – одна песня, которая, как и более поздняя «Dancing Queen», чаще всех других хитов исполнялась в ду́ше: это «The Leader of the Pack» группы «Shangri Las». В ней есть строфа, которая меня всегда забавляла:
Однажды папа мне сказал: «Найди себе другого!»
И я сказала Джимми: «Не увидимся мы снова!»
Он лишь спросил: «Но почему же нет?»
Я только горько плакала в ответ.
Прости, что я обидела тебя, Вожак стаи!
Нетрудно догадаться, кто здесь во всем виноват: папа. Крутой мальчик-байкер, затянутый в кожу, со сверкающими колесами своего мотоцикла, и девочка в объятиях страсти – оба не стали даже спорить, когда папа топнул ногой. «Найди себе другого! Сейчас же!» – «Да, папочка. Как скажешь». Как бы изменился текст песни, если бы сегодня ее переделали на новый лад? «И я сказала папе: отвали»? Не знаю другого примера, который бы так кратко, но емко рассказывал о крахе нашего семейного уклада и дисциплины. Неудивительно, что над нами смеется чуть не весь мир.
Во всяком случае, в тот вечер печальный рефрен сделал свое дело, и к тому времени, как мы с Терри налегали на завтрак в большом шатре, довольно изобретательно украшенном сельскохозяйственными орудиями и снопами пшеницы, мы уже оба знали, к чему движемся, и я был этому рад. Многие из нас вспомнят, как сладко знать – особенно в ранние годы активного поиска, – что нашелся новый амурный партнер и он не против.
Я, хотя и был нетрезв, повез нас обратно в дом Мэйнуорингов на своей машине, а Терри все время толкала меня в бок, чтобы я не отвлекался от дороги. Внутрь мы вошли через незапертую входную дверь, как нам было указано. Как бы существовали подобные договоренности в наши дни, когда люди всего боятся? Думаю, их просто не было бы. Мы поднялись по лестнице, стараясь как можно меньше шуметь. Вряд ли мы для приличия сделали вид, что расходимся по разным комнатам. Уверен, что я без лишних разговоров и, не спрашивая разрешения, просто последовал за Терри в ее комнату, тихо закрыл дверь и не стал терять время.
Есть одна мужская проблема, которая, видимо, существовала всегда и никогда не исчезнет. Молодые люди руководствуются железобетонным императивом: любой ценой добиться постели. Это особенно касается тех времен, когда множество наших сверстниц такого императива не имели, и в результате, лишь только забрезжит возможность добиться согласия, малейшая трещинка в незыблемой стене добродетели, мужчина бросался в атаку, не раздумывая, то ли это, чего ему на самом деле хочется. К сожалению, понимание ответа на этот вопрос иногда приходит позднее. Как правило, когда ты уже в постели и отступать поздно. Мое поколение, включая мужчин, что бы ни твердили стареющие ловеласы, не было настолько неразборчиво в связях, как те, что пришли после нас, еще до наступления сегодняшнего сексуального разгула. Но это было его начало. Двадцатилетний девственник – обычный экземпляр для поколения моего отца – нам уже казался чем-то необычным, и цель достичь как можно большего количества побед была вполне распространенной. Поэтому время от времени каждый мужчина неизбежно оказывался в постели с женщиной, скажем так, малопривлекательной.
Обычно, когда так случалось, мужчина не останавливался на полпути, а ошеломленный вопрос «О чем я только думал?!» появлялся у него в мозгу лишь на следующее утро. Но бывали ситуации, когда момент прозрения заставал его в самый разгар процесса. С глаз падала пелена, и все происходящее вдруг представлялось полнейшим и не поддающимся оправданию безумием. Внезапно мужчина осознавал, что лежит голым и сжимает в руках чужое нежеланное тело.
