– Давай не будем о нем.
Наверное, мне не следовало влезать в эту часть ее истории. Ведь она была связана с поражением, а это совсем не по-калифорнийски. Интересно, сколько раз Терри пожалела, что ушла от Грега, который сейчас наверняка богат, как Крез?
– Как твоя дочка?
– Сьюзи? – Терри даже несколько удивилась. – Ты помнишь Сьюзи?
– На самом деле помню, что ты вышла замуж и у тебя сразу родился ребенок. И намного раньше, чем у остальных.
К этому времени Терри уже достаточно выпила, чтобы скривиться при этом воспоминании.
– Черта с два, сразу! Я тогда на такой риск пошла и, знаешь, чуть не проиграла.
Начало было интригующим, так что я ничего не сказал и слушал, надеясь услышать больше. И услышал.
– В Греге соединилось очень многое. Подростком он был помешан на Трое Донахью и Сандре Ди
[66], ходил танцевать под «Бич бойз», ну знаешь, все в таком духе.
– Знаю.
Образ Америки времен моей юности был сопряжен с чистым, невинным миром, когда в голливудских фильмах все страны хотели походить на Америку и важным вопросом не только для Грега, но и для всех было, какой девушке ты подарил значок своего колледжа. Да, этот мир был обманчив, но и очарователен в своей неизбывной вере в себя.
– Его родители были религиозны, – продолжала Терри, – типичное семейство Среднего Запада, и жизнь вели соответствующую. Но помимо этого, Грег был еще и парень из шестидесятых, все как полагается. Травку покуривал. Ну, ты знаешь, как оно было.
Конечно я знал. Все поколение ждало, по какую сторону Берлинской стены спрыгнет мир. И не меньше половины делали вид, что все эти дела для них не важны, но лукавили.
– И он все время говорил, что слишком молод, чтобы завести семью, и нельзя ли нам просто наслаждаться жизнью…
– Но нельзя было?
Глаза Терри на секунду сощурились.
– Я хотела жизни. Мне надо было двигаться дальше. – (Алкоголь вызывал ее на честность.) – Мне нужны были деньги.
– У твоего отца были деньги.
– Мой отец сидел на зарплате. – (О разнице между двумя этими понятиями я уже говорил.) – И мне нравился Грег. Я думала, что мы будем счастливы. И знала, что он никогда не позволит своим родителям узнать о его незаконнорожденном сыне… – Она замолчала.
– Это было рискованно.
– Как я и сказала. Мы жили вместе несколько месяцев, что в те времена, если помнишь, считалось довольно смелым. Потом банк, где работал Грег, отправил его работать в Польшу, и Грег попросил меня поехать с ним. Я поехала. А он все никак не мог решиться. И тогда я забеременела.
– Пока вы жили там?
– Конечно. Мы поженились, и дочка родилась прямо там. В Варшаве.
– Как романтично!
– Тогда это было далеко не так романтично, как кажется сейчас, уж поверь.
– Что сказали твои родители?
– Обрадовались. Они любили Грега… Они разошлись, ты знаешь?
– Нет, не знал. Извини.
– Все нормально кончилось. Оба прекрасно живут. Мама снова вышла замуж.
– Передай ей привет от меня, – сказал я, и Терри кивнула. – А что сталось с отцом? Он женился?
– Пока нет, – покачала она головой. – Решил, что он гей. Можно, конечно, все равно жениться. Сегодня-то. Но папа не стал.
– Он счастлив?
– Не уверена. У него нет никого… ничего серьезного. Но зато и мама его теперь не пилит.
Мы оба улыбнулись нашему общему воспоминанию о великолепной Верене. Но меня в миллионный раз поразило, каких крутых изменений личности требует от нас новый век. В любую другую эпоху, кроме нашей, могло ли Джеффу Виткову, милому, скучному, старому Джеффу, прекрасному предпринимателю и семьянину, прийти в голову размышлять о своей половой принадлежности, давно разменяв шестой десяток? Родись он лет на двадцать пораньше, он бы просто занялся гольфом, чаще виделся с приятелями в клубе и больше себе подобных вопросов не задавал. Было бы ему хуже? Сомневаюсь. Впрочем, это не та тема, чтобы вызывать ностальгию. Хотя я не поклонник перемен как таковых, да и вообще не жалую большинство из них, я вполне уверен, что в итоге все мы выиграем, если будем жить в мире, где сексуальность любого вида идет рука об руку с понятиями порядочности и преданности. Но на самом деле мне, наверное, просто хочется, чтобы вся эта тема дискуссии ушла в тень, где раньше находилась, и перестала быть непременным аксессуаром, которое общество обязано постоянно надевать.
Я не нашел что сказать о Джеффе и его тяжелых испытаниях, так что просто улыбнулся:
– У тебя все в порядке, а это главное.
– Да. – Терри тоже улыбнулась, но улыбка не тронула ее глаза. – Донни хороший.
Донни, очевидно, был ее новым мужем. Я не уверен, что слово «хороший» полностью раскрывало его, но, по крайней мере, они уже несколько лет жили вместе.
– У него нормальные отношения со Сьюзи?
Меня, естественно, намного больше интересовало продолжить тему моих изысканий.
– В общем, да, – пожала плечами Терри. – Я имею в виду, Сьюзи уже взрослая женщина. Но да, пожалуй, ладят.
«Пожалуй» стоит где-то рядом с «хороший» – по уровню наполнения экстатическим восторгом. Я, как ни старался, не мог по этим описаниям представить себе дом, купающийся в лучах счастья.
– Чем она занимается?
– Она продюсер.
В Лос-Анджелесе это значило немногим больше, чем «она принадлежит к человеческой расе». Позднее, после этого визита, когда миссия Дэмиана, как ни забавно, дала толчок моей собственной американской карьере, я намного ближе познакомился с традициями города, но тогда я был совершенно невинен.
– Как здорово! – воскликнул я. – Что она спродюсировала?
Как я только что написал, если бы я знал больше, то не задал бы такой вопрос.
– У нее много очень интересных проектов, – улыбнулась еще лучезарнее Терри. – Сейчас работает над каким-то фильмом на «Уорнер». – Она кивнула, словно этим ответом все сказала, что, в общем, так и было.
– Она замужем?
– В разводе. И сильно себе этим напортила. – Замечание вырвалось случайно и слишком громко, и Терри тут же об этом пожалела. – Честно сказать, мы мало с ней видимся. Ты меня понимаешь. Она очень занята. – Терри пожала плечами. Вряд ли она воображала, что этим скрывает свою боль, но, может, и так.
– Конечно.
Я понимаю, что мой рассказ об этом диалоге звучит все менее выразительно, но голос Терри становился все громче, и я уже с тревогой осознавал, что люди, сидящие слева и справа от нашего столика, делают вид, будто беседуют, но на самом деле подключились к нашему разговору.
