Я позвонил из Лондона, убедиться, что Терри еще там, и она довольно охотно откликнулась на предложение встретиться. Я знал, что она не из тех, кого тронет идея благотворительности, поэтому сказал ей, что моей новой книгой заинтересовалась одна киностудия, и это, как легко было предположить, подействовало на ее воображение.
– Это же великолепно! – с волнением воскликнула она. – Расскажи мне все, когда мы встретимся!
Подробно изучив тему, я предложил пообедать на следующий вечер после моего приезда в Санта-Монике, в ресторанчике на побережье.
Терри я узнал сразу. Как только она вошла и встала рядом со столом метрдотеля. Он указал ей на меня, и я помахал рукой. Терри начала пробираться через столики в своей прежней деловитой манере. Одета она была как американка с Восточного побережья, богатая женщина, – совсем не джинсы и цепи, как любят работяги индустрии шоу-бизнеса. Стиль Парк-авеню, а не образ жены футболиста. Мне стало любопытно. Аккуратное бежевое платье спортивного покроя, оригинальный пиджак, накинутый на плечи, скромные дорогие украшения. Все не кричащее и подобранное со вкусом, в отличие от того, что я ожидал, но это, вне всякого сомнения, была Терри. Хотя я и узнал ее, она при этом была мне незнакома – эта идущая ко мне женщина с уложенным волосами. Знакомый подбородок все так же слишком выдавался, чуть великоваты были глаза и зубы, но все остальные черты лица пугающе изменились. Терри, судя по всему, накачала в губы какой-то пластик, как часто делают сейчас американские женщины. Подобная практика меня забавляет, потому что мне еще не попадался мужчина, который не признался бы, что она кажется ему омерзительной. Могу лишь предположить, что часть из них лжет, иначе бы бизнес у хирургов так не процветал. Может быть, американским мужчинам накачанные губы нравятся больше, чем европейским.
К счастью, хотя рот Терри раздался и вызывал некоторую оторопь, он еще не слишком шокировал. Но не он один являл характерные признаки вмешательства. Ее лоб был гладким, как у мертвеца. Ни чувства, ни мимика не трогали кожу над бровями, а глаза неподвижно сидели в орбитах. Безусловно, все эти ухищрения, как и неразрывно сопровождающие их образы окровавленной кожи, которую закалывают и растягивают, режут и сшивают, а также костей, которые дробят, немедленно всплыли у меня в воображении. Наверняка не я один считаю, что рядом с декларируемым освобождением женщин эта мода сосуществует весьма странно. То, что женщины кромсают себе лицо, чтобы порадовать мужчин, сложно назвать убедительным свидетельством равенства полов. По большому счету это западный вариант женского обрезания, обезображивания лица или какого-то иного древнего и мрачного способа утвердить мужское право собственности над женщиной.
Сейчас пластическая хирургия стала гораздо совершеннее, чем сорок лет назад, когда она была прерогативой актрис, в основном иностранных. Но даже сегодня, когда пластическая хирургия добилась потрясающих результатов, платить за нее приходится высокую и трагикомичную цену, поскольку для большинства мужчин отсюда начинается дорога к прекращению отношений. Если мужчина знает, что женщину искромсали, это сводит на нет желание увидеть ее без экипировки. Хотя, должен признать, здесь женщины платят не такую высокую цену, как мужчины. Женщины, над которыми «поработали», теряют сексуальную власть над мужчинами. Мужчины, которые прибегают к тем же методам, теряют все.
Терри добралась до моего столика.
– Боже! Ты совсем… – Она запнулась. Думаю, она собиралась сказать: «Совсем не изменился!», но, подойдя ближе, увидела перемену столь значительную, что мне не мешало бы носить с собой паспорт – подтверждать свою личность перед теми, кто не видел меня с шестидесятых годов. – Ты чудесно выглядишь! – не вполне складно закончила она.
Я улыбнулся. Поскольку я уже встал, мне пришлось наклоняться, чтобы чмокнуть ее в щеку.
– Это ты просто чудесно выглядишь! – сказал я, и мы сели, повеселевшие и довольные нашей взаимной великодушной нечестностью.
Вежливый и милый официант стремительно приблизился к нам и сообщил, что его зовут Гари и он от души надеется, что мы проведем здесь замечательный вечер. Я разделил его надежду, хотя никогда не мог понять, какое это имеет значение для таких Гари по всему миру, замечательным будет наш вечер или нет. Официант налил нам по стакану ледяных кубиков с небольшим количеством воды, рассказал о блюдах дня, все из которых, по-моему, были какими-то пугающими и доселе неизвестными видами рыб, и, пообещав принести нам шардоне, ушел, предоставив нас самим себе.
– Ну как жизнь в Калифорнии?
Это было не слишком оригинальное начало разговора, но на этом этапе миссии «Дэмиан» я уже выработал привычку подступать к главному постепенно, зная, что к концу вечера перейду к исследованию проблемы отцовства детей моей собеседницы.
Терри одарила меня яркой патентованной улыбкой.
– Прекрасно! – ответила она.
Иного я и не ожидал. Я знал, что у калифорнийцев этот первый акт любого разговора обязателен, ибо они всегда принимают только правильные решения. Позже, в некоторых случаях, степень правдивости разговора может повыситься, но даже те редкие индивидуумы, которым не терпится освободить себя от гнетущей боли, этот ритуал соблюдать обязаны. Это как сначала надо съесть бутерброд, и только потом бабушка даст пирожное.
– Никогда не тянуло назад в Цинциннати?
– Мне туда никогда не хотелось, – покачала головой Терри. – У Грега здесь был бизнес. – Она улыбнулась и махнула рукой в сторону окна. Из-под гула ресторанной толпы едва пробивался шум моря. – И не приходится жаловаться на погоду!
Я кивнул – главным образом потому, что с такими фразами полагается соглашаться, но я наверняка не единственный англичанин, которому бесконечные солнечные дни кажутся однообразными. Я люблю нашу погоду. Мягкий свет ее серых дней и запах воздуха после дождя. И больше всего – ее внезапную изменчивость. «Если вам надоела погода в Англии, – гласит старая пословица, – просто подождите пять минут». Безусловно, с таким климатом трудно организовывать мероприятия под открытым небом, и ни одна хозяйка, если у нее есть мозги, не станет планировать развлечения, полностью зависящие от милостей природы, но все равно… В общем, я не стал возражать.
Славный Гари вернулся и налил нам вина, пока мы в последний раз проглядывали меню.
– Можно сделать так, чтобы в салат с морепродуктами не клали креветки и кальмары? – Терри приступила к расчленению официально предложенных в меню блюд, что для жителя Западного побережья представляло собой непременный атрибут посещения ресторана. – И чем он заправлен? – (Гари отвечал по мере разумения, но не очень в этом преуспел.) – Артишоковый суп – он на курином бульоне?
Ему казалось, что нет. Но он точно знает? Нет, он не вполне уверен. Поэтому официант отправился на кухню и вернулся с радостной вестью, что бульон вполне подходит для вегетарианцев, но за время его отсутствия у Терри накопились новые вопросы.
– А в тесте для темпуры мука есть? – (Я покосился на Терри.) – У меня аллергия на глютен, – улыбнулась она, явно получая удовольствие от процесса.
