Стоило ли обижаться на эту попытку показаться щедрым? Или он и впрямь пытался проявить щедрость?
– Мой местный агент говорит, что он гей.
– Тем лучше! Пофлиртуй с ним. Заставь его считать, что он единственный мужчина, которого ты когда-либо находил привлекательным. Попроси у него совета, а когда получишь, скажи, насколько он оказался полезен, потом сунь ему в руки незаконченную рукопись и дай почувствовать его незаменимость во всех твоих делах.
После таких сентенций я с горечью осознал, насколько больше меня Дэмиан знает о жизни.
Я рассказал ему о вечере, который провел с Кираном де Йонгом, – не обо всем, без последней части, но дал понять, что Киран мне понравился и что умерший мальчик наверняка не был сыном Дэмиана. Тот молчал минуту или две.
– Бедная Джоанна, – наконец проговорил он.
– Да.
– Она обладала всеми талантами, востребованными наступающей эпохой.
– Согласен.
– Жаль, что она не была циником. В каком-то смысле она умерла от оптимизма.
– Как и многие дети шестидесятых.
– Я рад, что он тебе понравился, – сказал Дэмиан непривычно великодушным тоном. – Он, конечно, меня терпеть не может.
– И мы знаем почему.
Я не решался продолжать, размышляя, хочу ли возвращаться к тому тяжелому эпизоду. Но каждая вскрывшаяся подробность этого путешествия настойчиво возвращала меня туда.
– Все ли мы знали, что ты замышляешь? Тогда, в Эшториле? То, что мне рассказывают, – правда? Или память играет с ними злую шутку? Мне начинает казаться, что за два дня ты переспал со всеми женщинами сразу.
– Я был молод, – ответил он, и мы оба рассмеялись.
Как уже было сказано, с Терри мы познакомились на балу, который давали в честь принцессы Моравии Дагмар. Люси Далтон невзлюбила ее сразу, как и некоторые другие, но я нет. Не скажу, что был без ума от нее, но, переиначивая грубоватую фразу Кирана, она вовсе не была пустое место. Полна энергии и того, что когда-то называли куражом. Мне нравилось желание Терри и ее матери прежде всего получать от жизни удовольствие. Ее отец, которого мы почти никогда не видели, заработал целое состояние на рекламном агентстве, которое сперва базировалось в Цинциннати, а потом на Мэдисон-авеню – как раз в те дни, когда мир только начинал понимать, на что способна реклама. На протяжении пятидесятых во многих сферах деятельности бытовало представление, что достаточно сказать: «Возьмите! Оно хорошее!» – и все сработает, продукт придет к благодарной публике. Так было до того момента – он пришелся на то время, когда я был подростком, – когда мир маркетинга изменился навсегда и начал свою беззастенчивую кампанию по завоеванию нашей цивилизации. Джефф Витков распознал наступление новой эпохи раньше большинства. Он был простой, незатейливый малый, по-своему гениальный, но, как мы считали, непритязательный в своих желаниях и потребностях. Последний человек на земле, которого можно было заподозрить в стремлении карабкаться по социальной лестнице. Даже после переезда в Нью-Йорк он продолжал считать Цинциннати своим домом и, возможно, оставил бы там свою семью, прилетая домой на выходные, а отпуск проводил в скромном, но уютном курортном отеле, если бы его жена Верена не сделала неприятного открытия: даже головокружительное улучшение финансового положения не принесло им признания в обществе, чего она так добивалась и резонно считала заслуженным. В Англии часто можно услышать ничем не обоснованное утверждение, что в Америке нет сословий. Как известно каждому путешественнику, это откровенная ерунда, и прежде всего – в провинциальных городках, уклад жизни которых может оказать упорное неприятие амбициозного приезжего. Кто-то недавно заметил, что легче было проникнуть в королевские покои Версаля, чем пробиться в круг местных жителей Чарльстона, и то же самое можно сказать обо всех городках истинно американского разлива.
Так было всегда. Одна из главных причин великого нашествия в 1880–1890-х годах американских наследниц, так называемых пираток, состояла в том, что многие дочки разбогатевших отцов устали видеть, как дома, в Кливленде, Сент-Луисе или Детройте, двери захлопываются у них перед носом, и предпочли окунуться в глубокую и искреннюю теплоту, с которой родовитые англичане всегда относились к крупным состояниям. Трудно отрицать, что карьера таких девушек, как Вирджиния Бонинг, виконтесса Дирхерст, изначально дочь осужденного убийцы со Среднего Запада, подтверждает, что по эту сторону океана все устроено гораздо проще. Нет нужды говорить, что вслед за этим часто следовала сладкая месть, когда матери герцогини Манчестерской, или графини Рослин, или леди Рэндолф Черчилль, или многих, многих других с триумфом возвращались домой, туда, где когда-то к ним относились пренебрежительно, и торжествующе напоминали о себе своим сестрам. Видимо, те же соображения стояли за планом, сложившимся в голове у Верены Витков к концу 1967 года: провести свою дочь через лондонский сезон.
В те годы у матерей были возможности при необходимости избежать некоторых расходов. Царило меньшее изобилие, чем до войны, когда в Лондоне каждый вечер проходило по три-четыре бала. До тех пор пока не прекратились представления при дворе, на каждую неделю выпадало по пять-шесть балов, но к моему времени – по два или три. А пятнадцать лет назад их количество сократилось до десяти за весь сезон. Даже в 1968-м некоторые девушки устраивали коктейльные приемы без балов, а другие организовывали и то и другое, но бал был один на двоих, и в этом не усматривалось ничего постыдного. Серена Грешэм давала свой бал на пару с кузиной Кандидой Финч, хотя это, конечно, потому, что оба финансировала леди Клермонт. Но Терри Витков с самого начала была полна решимости сделать все, и ее наверняка поддерживала в этом мать, непотопляемая Верена. Если коктейльный вечер, проводившийся в самом начале всех мероприятий, когда семейство еще только набиралось опыта, был вполне обычным приемом, проходившим в отеле «Горинг», то бал они хотели сделать запоминающимся. Этого они вполне достигли, пусть даже и не совсем таким образом, как намеревались, но об этом позже. И место было выбрано, прямо скажем, оригинальное. Миссис Джеффри Витков, так было написано на приглашении, устраивала домашний прием в честь Терри такого-то числа в Музее мадам Тюссо на Юстон-роуд.
Не знаю, можно ли сейчас арендовать для частной вечеринки музей восковых фигур. Не просто комнату или специальный зал, отведенный для культурных программ, но все здание с его содержимым. Сомневаюсь. Ну а если можно, то стоимость, подозреваю, будет подъемной только для сверхбогачей. Но сорок лет назад такое было возможно. Конечно, тогда для музея это представляло намного меньшую опасность, чем сегодня. Помимо прочего, мы были более законопослушны. Вели себя осмотрительнее. Преступления в том виде, в каком они затрагивают средние и высшие классы, были редки. Люди завистливо охают, когда слышат, что домá в сельской местности не запирались, но это правда. И не только если хозяева просто вышли в магазин. В Центральном Лондоне преспокойно можно было ходить по ночам пешком. Никто не считал, что стащить товар в магазине – это круто. Это считалось банальным воровством. Вооруженные ограбления не были, как мне кажется, достаточно распространены, чтобы заслужить особое название. И опять же, мы гораздо меньше напивались. Это, конечно, не значит, что каждый званый вечер проходил гладко.
