– Не могу понять, что в этом контексте означает «верной», – задумчиво произнес я, но мой вопрос никого не интересовал.
Две девушки, обе, судя по разговору, претендующие на свободное место в душе Дэмиана, задумались над его словами.
– Безусловно, должна, если чего-то хочет, – сказала Люси, сразу добившись преимущества.
– Трудно отбросить все, что для тебя важно, – возразила Дагмар, но все же уступила: – Я имею в виду, если считаешь это важным. – (Дэмиан неопределенно кивнул, словно разрешая ей продолжать.) – И трудно отказаться от людей, которых любишь, от людей, которые, может быть, заслуживают твоей любви. Твоя идеальная женщина, будет ли она честна перед самой собой, если полностью оторвется от своих корней?
– Я прошу многого, – задумчиво проговорил он. Судя по ответу, Дэмиан отнесся к словам Дагмар с уважением, и Люси, таким образом, теряла инициативу. – И не оправдываю своих требований. Возможно, они необоснованны. Но я говорю о том, что мне нужно знать, способна ли она на это, если потребуется.
Тогда Дагмар сказала:
– Думаю, она могла бы, если придется, но я лишь хочу заметить, что это будет нелегко.
– Я и не говорил, что это просто.
Разумеется, в тот момент я не уловил всего смысла, не зная многого из того, что происходило в течение сезона два года тому назад, но с тех пор я узнал, что этот диалог предварял последнюю ночь, когда Дагмар еще мечтала стать избранницей Дэмиана. Надеюсь, ей в эту ночь было хорошо.
Следующие пару дней мы ничего не делали. Вставали поздно, купались, ели за длинными столами, выставленными на террасе под зонтиками, и ходили гулять в деревню. В сущности, занимались тем, что такие люди, как мы, умеют лучше всего: пользовались чужими деньгами. Но в следующий понедельник, 27 июля, если быть точным, мы проснулись и услышали пугающую новость: Антониу ди Оливейра Салазар, бывший премьер-министр Португалии, основатель «Эстадо ново» – последнего, наряду с Испанией, фашистского государства в Западной Европе, – скончался ночью в возрасте восьмидесяти одного года.
– Невероятно… – проговорил я, когда все собирались на террасе к завтраку, разбирали горы фруктов, выставленных нам на радость, наливали кофе, мазали маслом тосты. Я думал, что мое заявление заставит всех замолчать. Но ошибся.
– Почему? – спросил Джордж Тремейн.
– Потому что умер последний из диктаторов, задававших тон середине века, воевавших, изменивших мир. Гитлер, Сталин, Муссолини, Примо де Ривера…
– Франко еще жив, – заметил Ричард Тремейн. – Так что это он будет последним.
Что, конечно, было справедливо.
– И тем не менее удивительно, что мы оказались в Португалии, рядом с Лиссабоном, когда этого человека не стало, – не сдавался я. – В газетах пишут, его тело будет несколько дней выставлено в Лиссабонском соборе. Надо съездить, встать в очередь.
– Чтобы что? – спросил Джордж.
– Пройти мимо тела. Исторический момент!
Я повернулся за поддержкой к Дэмиану, но он как раз наливал себе в мюсли молоко.
Не знаю, что это говорит о разнице между полами, но поехали все девушки и никто из юношей, кроме меня. Подходящей одежды, конечно, ни у кого не было, и они одолжили черные юбки, платки и мантильи у суровых женщин на кухне. Но поехали все, включая Алики, невзирая на непрекращающиеся на протяжении всего нашего паломничества жалобы о том, что у нее распухло горло и больно глотать, что к тому моменту нам уже порядком поднадоело.
Правда, преимущество того, что с нами была Алики, состояло в том, что она умела очень строго обращаться с водителем, которого предоставлял Джону банк. Водитель высадил нас на краю огромной площади перед собором, и Алики четко проинструктировала его, где ждать. Нет, она не имеет ни малейшего представления, сколько времени это займет. В удлиняющихся тенях клонившегося к вечеру дня мы заняли место в бесконечной шаркающей очереди из угрюмых мужчин и рыдающих женщин. Помимо прочего, на меня произвела большое впечатление людская скорбь. Я привык думать, что Салазар – последний из подлых стариканов, что погрузили Европу в кровавый хаос, а здесь мы видели широкий срез всего португальского общества, от дворян до крестьян – последние больше всех имели основания быть недовольными его правлением, – и все открыто оплакивали его уход. Видимо, от привычек всегда тяжело отказываться.
– Кандида? – Голос прорезал меня насквозь, как нож для бекона. Этот голос я знал как свой собственный, не оборачиваясь, и не мог поверить, что слышу его в этой древней морской столице так далеко от дома. – Кандида, что ты здесь делаешь?! – При этих словах мы все повернулись поздороваться с Сереной, которая шла к нам через площадь, волоча за собой измученную от жары леди Клермонт и вслед за ней – ненавистную леди Белтон. В их компании мужчины тоже не интересовались политикой. Увидев нас всех, Серена вскрикнула: – О боже! Что это? Глазам своим не верю! Откуда вы все здесь взялись?
Мы принялись объяснять, и выяснилось, что по невероятному стечению обстоятельств ее родители сняли другую виллу неподалеку от нашей, пригласили родителей Эндрю, что приехали они накануне и остаются на неделю и… разве это не удивительно?
Едва ли мне нужно говорить, что это вовсе не было удивительно. Отнюдь. Даже не было совпадением. Как я узнал позднее, и то лишь потому, что через три-четыре года случайно встретил на скачках Джорджа Тремейна, план возник в голове у Серены, которой хотелось еще раз повидаться с Дэмианом. Даже когда Джордж меня просветил, я не понял, зачем Серене это было надо, но сейчас, конечно, понимаю. Так или иначе, она серьезно взялась за дело. Джон действительно уже давно просил Кандиду привезти друзей погостить, и они вдвоем решили, что если Кандида сможет заманить Дэмиана в поездку, то Серена и Эндрю «случайно» снимут виллу по соседству. Дэмиан наверняка бы не поехал, если бы в компании оказалась Серена, так же как отказался бы ехать и Эндрю, если бы там был Дэмиан, так что нужна была хитрость. Сбой в плане случился тогда, когда родители Серены несколько подозрительно заявили, что берут на себя расходы по поездке и присоединяются. Отказаться от такого предложения Серене не позволил бы Эндрю, поскольку это была существенная экономия. Последним штрихом стало то, что леди Белтон тоже захотела поехать, вместе со своим недалеким мужем: она была рада представившемуся случаю поближе познакомиться с Клермонтами. Я так и не узнал, что должно было произойти, если бы Дэмиан отказался от моего предложения. Видимо, все бы отменилось. Но в то время я ни о чем не подозревал. Случайная встреча показалась мне действительно случайной, посланным небесами чудом, что Серена Грешэм – прошу прощения, Серена Саммерсби – стоит на выжженной солнцем южной площади, в таких же позаимствованных у кого-то черных одеждах не по мерке, и так же, как я, ждет своей очереди почтить память мертвого тирана. Я позволил себе изумленно ее разглядывать.
– Как ты? – спросил я.
– Умоталась до смерти. Мой тебе совет: не путешествуй в одной компании со своими родителями, родителями мужа и своим двухмесячным ребенком.
