Мы прошли еще немного, и Серена заговорила снова:
– Скажи мне, что именно ты на самом деле делаешь по просьбе Дэмиана?
– Я тебе говорил.
– Ты влез во все эти заморочки не для того, чтобы просто раздобыть увлекательные истории сорокалетней давности. Кандида рассказала мне, что ты даже летал в Лос-Анджелес, повидаться с этой ужасной Терри.
Мне не хотелось лукавить сейчас, когда все так скоро должно было закончиться.
– Пока не могу тебе сказать, – ответил я, – это не моя тайна. Но скоро расскажу, если тебе будет интересно.
– Будет. – Серена задумалась над моими словами. – После той гадкой ночи я больше не встречалась с Дэмианом.
– Это понятно. Большинство гостей тоже с ним не встречались.
– Но я часто его вспоминаю.
Серена сама заговорила о Дэмиане, и я подумал, что можно попробовать разрешить вопрос, давно не дававший мне покоя.
– Когда вы с Кандидой все это придумали и заявились откуда ни возьмись, чего вы добивались? Помню, как вы стоите на широкой, выжженной солнцем площади, в этой ужасной черной одежде, которую вам где-то пришлось одолжить.
– Дурацкая затея! – со смехом фыркнула она.
– Но на что вы надеялись?
Серьезный вопрос, и долгие годы он был под запретом. Но Серена не упрекнула меня, даже не посмотрела сурово за то, что я припираю ее к стенке.
– Ни на что, поскольку с нами увязались мои родители. Надо было отказаться от этой идеи, как только они заявили, что едут. Не знаю, почему я сразу этого не сделала.
– Но с чего началось? Когда вам впервые пришла эта мысль?
Серена покачала головой, и солнце блеснуло в ее волосах.
– Честно сказать, не знаю, чего я собиралась добиться, учитывая то, как я повела себя после всего. Наверное, я чувствовала себя загнанной в ловушку. И злой. Я вышла замуж, родила ребенка, а мне еще не исполнился и двадцать один год. Мне казалось, будто меня заманили в клетку и захлопнули дверь. Дэмиан воплощал в себе все то, чего меня лишили. Но все так глупо… Мы не были честны друг с другом, а от этого вечно происходят беды. Если бы мы сейчас были молоды, все было бы иначе, но что об этом толковать?
– Ты до сих пор чувствуешь себя в ловушке?
Она улыбнулась:
– Есть такой лабораторный эксперимент: если животных, довольно долго проживших в неволе, выпускают, они возвращаются, потому что это их дом. – (Мы неспешно шли, слушая пение птиц.) – Дэмиан когда-нибудь говорит обо мне?
Несмотря на раздражение, возникшее у меня условным рефлексом, как у собаки Павлова, вопрос был любопытен. Практически каждая женщина, встреченная мной в ходе поисков, спрашивала одно и то же, а Серена даже не была одной из претенденток. Дэмиан явно обладал качествами, о которых я в свое время и не подозревал.
– Конечно. Мы беседуем о тебе. Ты единственное, что нас с ним объединяет. – Я сказал это в шутку, но в ней было больше правды, чем я думал. Не знаю, как Серена восприняла ее, но она улыбнулась, и мы пошли дальше.
– Ты видел фотографию в твоей комнате?
– Видел.
– Очень показательная. Я для тебя ее поставила. Боже, как мы были молоды!
– Молоды, а ты еще и прелестна.
– Никак не могу понять, почему мы с тобой не сбежали за все то время, – вздохнула она.
От этого я остановился как вкопанный.
– Не можешь понять? А я легко могу. Я тебе не нравился. – Какой смысл было ходить вокруг да около.
Ее это немного задело, может быть, потому, что я как будто упрекал ее в чем-то, чего я, само собой, делать не собирался.
– Ты никогда не был достаточно настойчив, – наконец ответила Серена, явно пытаясь перевалить на меня часть вины за наш несостоявшийся роман.
– Просто я хорошо понимал, что, если будут настойчив, наша дружба станет невозможной и я исчезну из твоей жизни. Тебе нравилось, что я умираю от любви, пока это не переходит границы и не заставляет тебя испытывать неловкость. Я мог бы быть твоим в любой день, как только пожелаешь, стоило лишь поманить меня пальцем, и ты прекрасно это знала. Но я никогда не был тебе нужен, кроме как жрец в твоем храме. И я был счастлив. Если лучшего мне предложить не могли, я был рад угождать.
Когда Серена слушала этот откровенный монолог, в глазах у нее промелькнул ужас.
– Значит, ты все знал?
– Нет, – покачал я головой. – Разве что догадывался. Но теперь знаю.
– О боже… Слушая тебя, я чувствую себя тварью.
Но это была неправда, и надо было поспешить разуверить Серену, что я так не считаю.
– Вовсе нет. Долгое время все шло нормально. Я, «как истый рыцарь, скромность соблюдал»
[71], а ты была la belle dame sans merci
[72]. Как-никак, такое распределение ролей за сотни лет отлично себя зарекомендовало. Все пошло наперекосяк только из-за Португалии, и это была не твоя вина. После того вечера продолжать было уже неловко, и мы исчезли из жизни друг друга, но если бы я стал настойчивее, все произошло бы раньше, только и всего.
Она задумалась, и некоторое время мы снова шли в молчании. В подлеске послышалось шуршание, и среди коричневого и зеленого коротко полыхнула рыжая шубка лисы. Словно узнав ее, Серена очнулась.
– Дэмиан за многое должен ответить, – проговорила она.
– Самое интересное, что он, мне кажется, с тобой согласится.
Нас потихоньку нагоняли остальные, и скоро разговор должен был стать общим. Но пока они не подошли к тому месту, где стояли мы, Серена тихо произнесла:
– Надеюсь, ты меня не ненавидишь.
Серена проговорила это мягко и, мне кажется, искренне, а когда я повернулся к ней, улыбнулась. Не думаю, что она ожидала ответа. Она словно просила прощения за то, что так часто ранила меня в те ушедшие годы, когда душевная боль бывала такой острой и причинить ее было так легко. Я смотрел на Серену и в миллионный раз поражался каждой ее черточке. В уголке рта у нее прилипла едва заметная крошка от обеда, и я представил себе мир, где я обладал бы правом ее слизнуть.
– А ты как думаешь? – спросил я.
Ужин в тот вечер был главным событием всего уик-энда, и я послушно принял ванну, надел вечерние брюки, неохотно натянул рубашку без галстука и домашнюю куртку. Вниз я спускался в довольно приподнятом настроении, но, оказавшись в гостиной, сразу почувствовал, что атмосфера сгустилась: сегодня среди гостей появилась мать Эндрю, ныне вдовствующая графиня. Она жила не в настоящем домике вдовы, роскошной георгианской вилле на краю парка, которую сдавали одному американскому банкиру, а в деревне, в доме, некогда предназначавшемся для управляющего. Когда я вошел, леди Белтон чопорно стояла у камина. Она, конечно, сильно постарела по сравнению с той встречей, когда я видел ее в последний раз, но возраст не смягчил подступающего к ней безумия. Леди Белтон по-прежнему смотрела на всех теми же голубыми кукольными глазами, а волосы были выкрашены в такой же итальянский черный цвет, как и раньше. Нельзя сказать, что ее чувство стиля сделало существенный шаг вперед. На ней был причудливый наряд, нечто вроде длинной ночной рубашки цвета хаки с неровным вырезом. Не знаю точно, какого эффекта добивалась графиня, но вряд ли того, какого достигла. Есть ли смысл говорить, что ее украшения были превосходны.
