Он отводит волосы у меня с лица.
– Все будет хорошо, обещаю.
– Просто я… так не хотела уезжать от всех вас, – выговариваю я и не могу сдержаться, по лицу катятся слезы. Папа стирает их с моих щек. Лицо у него такое, словно он сам вот-вот расплачется, и от этого мне только хуже, потому что я собиралась держать лицо, но не получилось.
Обнимая меня, он признается:
– Я бы эгоистично радовался тому, что ты рядом с домом. Но ты все равно пойдешь в отличный университет, Лара Джин.
– Но не в университет Вирджинии… – шепчу я.
Папа прижимает меня к себе.
– Мне так жаль, – снова говорит он.
Он садится на лестницу рядом со мной, по-прежнему обнимая меня. Китти возвращается с улицы, где выгуливала Джейми Фокс-Пикла. Она переводит взгляд с меня на папу и выпускает поводок.
– Тебя не приняли?
Я вытираю лицо и пытаюсь пожать плечами.
– Нет. Не суждено, наверное.
– Мне очень жаль, – говорит она едва слышно, с полным печали взглядом.
– Иди хотя бы обними меня, – отвечаю я. Она так и делает. Мы долго сидим втроем на лестнице. Папа обнимает меня за плечи, рука Китти лежит у меня на колене.
Папа делает мне сэндвич с индейкой, я съедаю его, возвращаюсь к себе в комнату, снова сажусь на кровать и смотрю в телефон. Тут раздается стук в окно. Это Питер, пока еще одетый в спортивную форму. Я вскакиваю открыть окно. Он забирается внутрь, всматривается в мое лицо и говорит:
– Привет, крольчонок.
Так он зовет меня, когда я плачу. Меня это смешит. Я тянусь его обнять, но он предупреждает:
– Сейчас не стоит, я не успел принять душ после игры. Сразу поехал сюда.
Я все равно его обнимаю. Пахнет он совсем не плохо.
– Почему ты не позвонил в дверь? – спрашиваю я, обхватив его за талию и глядя снизу вверх.
– Думал, что твоему папе не понравится, что я так поздно пришел. Ты в порядке?
– Вроде того. – Я отпускаю его и сажусь на кровать, а он садится за стол. – Не особенно.
– Я тоже… – Долгая пауза, а потом Питер говорит: – Мне кажется, что днем я сказал тебе что-то не то. Я был не в себе. Просто поверить не мог.
Я не отрываю глаз от покрывала на кровати.
– Знаю. Я тоже.
– Это так тупо! Оценки у тебя куда лучше, чем у меня. Кэри приняли, а ты лучше него!
– Ну я же не играю в лакросс или гольф.
Я пытаюсь не выдать обиду, но это трудно. В сознание прокрадывается предательская мыслишка: несправедливо, что Питера приняли, а меня – нет. Я это больше заслужила. Я больше работала. У меня лучше оценки, выше результат квалификационного экзамена.
– К черту их всех.
– Питер.
– Извини. Ну их всех. – Он протяжно выдыхает. – Ерунда какая-то.
Я автоматически говорю:
– Нет, это понятно. В университет Вирджинии очень большой конкурс. Я на них не сержусь. Просто жалею, что не буду там учиться.
Он кивает.
– Я тоже.
Внезапно я слышу шум воды из туалета, и мы оба замираем.
– Тебе лучше уйти, – шепчу я.
Питер еще раз обнимает меня, а потом вылезает в окно. Я смотрю, как он бежит по улице к своей припаркованной машине. Когда он уезжает, я проверяю телефон. Два пропущенных звонка от Марго и сообщение «Мне очень жаль».
И я снова начинаю плакать, потому что теперь чувствую, что это по-настоящему.
Глава 9
УТРОМ ПЕРВАЯ МОЯ МЫСЛЬ – о том, что я не буду учиться в университете Вирджинии. Теперь я не знаю, что будет дальше. Мне никогда в жизни не приходилось об этом беспокоиться. Я всегда знала, где мое место. Дома.
Лежа в постели, я начинаю составлять в уме список того, что я упускаю из-за того, что не буду учиться в двух шагах от дома. Важные моменты.
Первые месячные Китти. Наш папа – гинеколог, так что он все объяснит, но я ждала момента, когда смогу прочитать Китти лекцию о становлении женщиной, которая ее взбесит. Может, их придется ждать еще год или два. Но у меня они начались в двенадцать, а у Марго – в одиннадцать, так что кто знает? Когда они начались у меня, Марго все мне объяснила про тампоны и что, если боли очень сильные, нужно спать на животе. От ее объяснений мне казалось, что я вступила в тайный женский клуб. Благодаря старшей сестре мой страх взросления был не таким сильным. У Китти не будет рядом ни одной из старших сестер. По крайней мере, у нее есть мисс Ротшильд, и она живет через дорогу. Китти так привязана к мисс Ротшильд, что, наверное, все равно предпочтет услышать лекцию от нее. Даже если когда-нибудь в будущем папа и мисс Ротшильд расстанутся, я уверена, что от Китти мисс Ротшильд не отвернется. Они крепко сдружились.
Я пропущу день рождения Китти. Я никогда его не пропускала. Нужно будет напомнить папе про традиционный плакат.
Впервые в жизни все девочки Сонг будут жить отдельно друг от друга. Мы, наверное, никогда больше не будем жить втроем в одном доме. Будем приезжать сюда на праздники и каникулы, но это уже не то. Наверное, все изменилось уже тогда, когда Марго уехала в колледж. Конечно, к этому привыкаешь. Китти тоже привыкнет.
За завтраком я то и дело смотрю на нее, запоминая каждую деталь. Длинные ноги, узловатые коленки, то, как она смотрит телевизор с полуулыбкой на лице. Она уже скоро перестанет быть такой юной. Нужно будет сделать с ней что-то особенное, пока я не уехала.
Когда начинается реклама, она косится на меня.
– Что ты на меня так уставилась?
– Просто так. Я буду по тебе скучать.
Китти допивает остатки молока с хлопьями.
– Можно я перееду в твою комнату?
– Что? Нет!
– Но тебя же здесь не будет. Почему твоя комната должна простаивать?
– Почему ты хочешь мою комнату, а не комнату Марго? У нее комната больше.
Китти практичным тоном говорит:
– Твоя ближе к ванной и освещение в ней лучше.
Я боюсь перемен, а Китти их приветствует с распростертыми объятиями. Так она с ними справляется.
– Ты тоже будешь по мне скучать, не притворяйся, – говорю я.
– Я всегда хотела узнать, каково это – быть единственным ребенком, – нараспев говорит она, но когда я хмурюсь, восклицает: – Это шутка!
Я знаю, что Китти ведет себя как обычно, но все равно чувствую укол обиды. Как можно хотеть быть единственным ребенком? Что хорошего в том, что некому согреть тебе ноги в холодную зимнюю ночь?
– Ты будешь по мне скучать, – говорю я скорее себе, чем ей. Она все равно меня не слышит: реклама закончилась, и она снова смотрит свою передачу.
