Глядя на дверь, можно было сделать одно из двух предположений — её либо приоткрыли в ожидании гостей, либо вообще никогда не запирали. В принципе, Шуру это нисколько не занимало, поэтому он толкнул дверь, расширяя проход, и вошёл внутрь.
Это было настоящее Жилище Мужчины! Повсюду валялись самые разнообразные дорогие мужские игрушки — кино- и видеокамеры, сигары, наручные и карманные часы, зажигалки и ножи всех мастей и фасонов. И конечно же, посреди большой комнаты, в которой оказался Шура, в окружении пальм и аквариумов стояла ударная установка. А как же? Как без неё обойтись? Всё-таки барабанщик! Правда, на барабане валялись пустые баночки из-под йогурта и палочки от эскимо вперемешку с серебряными ложками. Так их Шура увидел — именно «серебряными ложками».
Ринго встретил его с влажными волосами и в купальном халате. Судя по луже воды возле самого большого аквариума и по лежавшему там же мокрому аквалангу, он, если можно так выразиться, совсем недавно занимался дайвингом. В левой руке у него был йогурт, а в правой он держал наполовину съеденное мороженое — видимо, добывал из него палочку для предстоящей трапезы.
— Обожаю йогурт! — жизнерадостно объявил он Шурочке вместо приветствия. — У меня ведь гастрит. Однажды заметил, что, если съедаю йогурт, сидя за барабанами, то желудок не болит. А за столом — болит! Какофония какая-то! Во всех смыслах. Вот и приходится барабаны пачкать. А они дорогие. Oyster Black Pearl! Это тебе — не в тапки гадить! Но желудок дороже! В смысле, дороже, чем йогурт. Насчёт барабанов я, если честно, не уверен. А ты случайно не в курсе, сколько сейчас новый желудок стоит? Если не очень дорого, я бы купил. Ну так, про запас, на всякий случай. А ты бы мне его потом поменял. Ну, когда старый совсем работать перестанет. Ты ведь доктор?
— Я не по этой части, — сказал Шурочка, не зная, как относиться к такому вот бесхитростному предложению.
— А по какой же?
— Я гинеколог.
— Нет. По твоей части я себе ничего покупать не буду. И не предлагай даже. Зачем оно мне? Да и денег лишних нет. Кожу, вон, на барабанах поменять надо, а она знаешь, какая дорогая? А, ну да, я же говорил уже.
Ринго говорил и говорил, не переставая. Наверное, утомился молчать, поглощая с лечебной целью йогурты. На барабанах.
— Устал я что-то… — Старр жалобно посмотрел на Доктора, словно подтверждая его мысли. — Как-то прямо устало устал… Даже устательно. Устательно — это сильнее, чем устало, ведь правда? Да ты проходи, садись. Выпьем чего-нибудь. Ты, например, «Джонни Уокера». У меня есть «Blue label». А я, например, простоквашки. Для здоровья. С «колёсами». У меня такие классные «колеса» где-то здесь есть! Садись, садись, мы сейчас это устроим. Для приятности беседы!
Старр двигался по комнате, не умолкая и не останавливаясь, сшибая горшки с растениями, чудом уворачиваясь от аквариумов с диковинными рыбами и осьминогами, притаившимися среди водорослей и камней. За это время он успел включить и выключить три магнитофона (два кассетных и один катушечный, причём на катушечном он ещё чуть-чуть развлекся, с помощью какой-то рукоятки плавно увеличивая и уменьшая скорость — «Это меня Пол научил!» — гордо сообщил он Шуре), разбить пару стаканов и зашарашить кулаком по большой медной тарелке из расширенного состава своей знаменитой ударной установки.
Наконец он плюхнул на проигрыватель пластинку «The Dark Side of the Moon», выкрутил громкость на максимум и неожиданно подмигнул Шуре.
Шура машинально мигнул в ответ и понял, что всё, творившееся здесь мгновение назад, было просто игрой. Взгляд Ринго был спокойным и умным, даже, пожалуй, мудрым. Убедившись, что гостю всё ясно, Старр улыбнулся и сказал:
— Самая подходящая музыка для такого случая. Морфей под неё всегда засыпает. Так что, по крайней мере, в данном контексте, Pink Floyd трудно переоценить. Тебе нравится?
— Нравится! Один из любимых альбомов, — ответил Шура.
— Это первое издание! — с гордостью кивнул Ринго на проигрыватель. — Квадрафоническое!
Шура обратил внимание на то, что звук действительно шёл со всех сторон. Это и в самом деле впечатляло.
— То-то Морфею сейчас крышу сносит! — засмеялся Ринго. — Так ты зачем пришёл?
— А ты что, гостям не рад? — улыбнулся в ответ Шура. — Дело у меня к тебе.
— Тогда рассказывай, — Ринго удобно устроился в кресле, свернул сигаретку и с удовольствием задымил.
— Любишь ты, однако, посибаритствовать! — отметил Доктор, тоже устраиваясь поудобнее.
— А ты не любишь? — удивился Ринго. — Я до сих пор только одного такого встречал, который креслу предпочитает простую циновку.
— Ты о Джордже?
— О нём, конечно. Но ему надо! Он иначе свой любимый Inner Light не сможет видеть. По крайней мере, он так думает. А я — парень простой, из бедной семьи. Поэтому никогда ни от чего хорошего не отказываюсь. Ты, как я понимаю, тоже.
— Почему?
— Потому что, будь иначе, тебя бы здесь не было. Так что у тебя за дело?
Шура нервно повёл плечами. До него вдруг дошло, что он не знает, что сказать этому добродушному человеку с голубыми глазами, огромным носом и пышными усами. Человеку, который сейчас сидит напротив и смотрит на него добрым и мудрым взглядом.
Поэтому он поступил так, как в последнее время привык поступать в подобных случаях — вытащил из кармана трубку и начал её набивать. Набивал долго и старательно, потом долго и старательно раскуривал, и всё это время Ринго, не отрываясь, смотрел на него. Потом вздохнул и тихонько пропел:
Would you believe in a love at first sight?
Yes, I'm certain that it happens all the time…
[43]
— Правильно! Little help from my friends! — воскликнул Шура. — С этого всё началось!
И он рассказал Ринго обо всём, что с ним произошло за последнее время. Причём, рассказывая, он уже не был уверен, что времени нет.
Ринго слушал внимательно, не перебивая и не задавая уточняющих вопросов. Он как будто слушал радиопьесу. По его лицу ничего нельзя было понять, оно оставалось неизменно доброжелательным. Наконец, когда Шура, то ли от волнения, то ли от обилия переживаний, начал повторяться, Старр, постучав по подлокотнику кулаками, сказал:
— Я должен попросить у тебя прощения. Дело в том, что я уже знаю кое-что из рассказанного тобой. Подсмотрел, когда в прошлый раз здесь был.
— Да, пожалуйста,! Я же всё равно тебе сам всё рассказал.
— Ты не понимаешь. Во-первых, я подсмотрел. Вторгся в твоё личное пространство без твоего разрешения. А, во-вторых, я, не слыша твоего рассказа, не мог знать твоего отношения к происходящему. И у меня могло сложиться превратное мнение.
