— Это Море Времени, — сказал Сержант, с методичным упорством карабкавшийся на вершину холма прямо перед Шурой. — Вы уж простите, но здесь небезопасно, поэтому приходится присматривать за вашими мыслями.
— А как называется холм? Или остров? — спросил Шура. Вообще-то его не волновало название острова, просто разговор с Пеппером, как он надеялся, отвлечёт его от тоскливых мыслей. А какие, скажите на милость, мысли могут посещать человека в таком месте?
— Никак. Просто дурацкий холм.
— А дурак на холме имеется?
[32] — сострил Шура.
— Дураков на холме всегда хватает, — в тон ему ответил Сержант. — Сейчас, например, здесь целых два дурака.
— Ну, я-то, понятно, дурак. А себя вы за что так неласково?
— А потому, что с дураком свяжешься — сам дураком станешь. Да вы не обижайтесь. Просто я боюсь высоты, вот и раздражаюсь.
— Вы боитесь? Никогда бы не подумал, что офицер…
— Во-первых, я не офицер. Говоря фигурально, я недоофицер. А, во-вторых, у каждого из нас есть свой скелет в шкафу. У меня это — акрофобия.
Тем временем тропинка, как ни извивалась, всё-таки довела их до вершины. Вершина была голой и скучной, и если бы не присутствие Сержанта, Шурочка бы сильно, до трехэтажного мата, расстроился. Однако, Сержант стоял совсем рядом, и Шура решил отреагировать более конструктивно.
— И что теперь, Сержант?
— Теперь нам с вами предстоит прыгнуть в Море Времени, сэр.
— И для этого необходимо было тащиться под дождем и ветром на самый верх?
— Так точно, сэр. Совершенно необходимо.
— Поясните, зачем?
— Чтобы как можно глубже погрузиться в Море Времени. Понимаете, сэр, ускорение свободного падения, иначе обозначаемое буквой g…
— Не трудитесь, Сержант. Я изучал физику. Давайте по сути.
— По сути, сэр, чем выше поднимешься, тем глубже нырнёшь.
— То есть, the higher you fly — the deeper you go? — съязвил Шура.
— Именно! А это — как раз то, что нам… вам сейчас нужно. Мы ведь в Слое Воспоминаний.
— В Слое?
— Вы называете это комнатой. На самом деле, каждая Дверь ведёт не в комнату, а в какой-либо из Слоёв. Сейчас мы с вами вошли в Слой Воспоминаний, — повторил Пеппер.
— А вы? Вам это тоже нужно?
— Я — Проводник. Со мной вам будет проще.
— Ну, что ж, тогда пошли. Вы первый, я — за вами.
И они пошли. Прыгнули. Сначала Сержант Пеппер, за ним — наш доблестный гинеколог.
Шура даже не почувствовал момент входа в воду. Хотя, вполне возможно, воды там и не было — было Время. А оно, согласитесь, далеко не всегда мокрое. Шуре вдруг показалось, что тело его стало уменьшаться, и ему стало на мгновение страшно, но очень скоро это прошло, и он успокоился. А успокоившись, вынырнул на поверхность. Остров был совсем рядом. И он уже не был, или не казался маленьким. По крайней мере, на берегу вполне уместился какой-то городок, был даже порт, у пирса было пришвартовано несколько кораблей.
Сержант уже выбрался на берег и протянул Шуре руку. Тот ухватился за неё и тоже оказался на суше. Время действительно оказалось не мокрым. Одежда была сухой и чистой, и это было приятно.
— Идемте, сэр. — Пеппер двинулся к порту.
Шура двинулся за ним. Очень скоро они уже шагали по грязным узким улочкам. Пасмурный день добавлял мрачных красок в и без того безрадостный пейзаж. Люди, встречавшиеся им на улицах, были угрюмы и сосредоточенны. Судя по одежде прохожих, Шура с Сержантом оказались где-то во второй половине XIX века, в пору расцвета Вестминстерской системы. Но поразмышлять о путях развития Содружества Наций Шурочке не довелось — Сержант вдруг потащил его к какой-то двери. Судя по количеству тел, валявшихся вокруг неё в прострации, за ней был вход в какой-то кабачок. Это Шурочку обрадовало — его уже достаточно давно мучила специфическая жажда, и он надеялся утолить её здесь.
Но, войдя в кабачок, Шура моментально забыл о своей жажде и вообще обо всём на свете, ибо то, что он увидел, совсем не соответствовало эпохе Киплинга и Теккерея. А увидел он ни много, ни мало, оживший конверт альбома Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band. На фоне голубой шелковой кулисы стояли все персонажи знаменитого коллажа: и Мерилин Монро, и Карл Маркс, и Лоуренс Аравийский. Фред Астер пританцовывал, Фрейд посасывал свою неизменную сигару, Эйнштейн показывал язык Марлен Дитрих, а она в ответ нескромно демонстрировала ему свои умопомрачительные ноги, жеманно задирая край узкой юбки. Алистера Кроули увлекла пентаграмма, Марлон Брандо перешептывался с Оскаром Уайльдом. Эдгар Аллан По, похоже, был как всегда под балдой. Бернард Шоу о чем-то договаривался со Стю Сатклиффом, Мохаммед Али вёл нескончаемый бой с тенью.
Но не они были главными на сцене. Главной была могила с жёлтой цветочной надписью BEATLES, перед которой стояли и пели две группы — слева четверо молодых ребят в серых костюмах (они пели «She loves you») и четверо повзрослевших усатых мужчин в атласных мундирах с кларнетами и гобоями. «All you need is love», которую исполняли усатые битлы из Оркестра Клуба Одиноких Сердец под управлением Сержанта Пеппера удивительным образом сочеталась с «She loves you», так, что песни не мешали друг другу, но наоборот, сливались в одну, и казалось, что это одна замечательная мелодия, и она уже не может и никогда не будет существовать как-то иначе.
Публика в зале была как раз в тренде. Сюртуки на мужчинах, их цилиндры, висевшие на стенах над столами, щедро открытые женские лифы, разрешающие мужским взглядам беспрепятственно путешествовать по привлекательным выпуклостям и ложбинкам, кокетливо приоткрытые женские щиколотки в белых шелковых чулках, и над всем этим — запах горохового пюре и жареного мяса, кисловатый аромат эля и вишневый запах трубочного табака, к которому Шурочка уже успел привыкнуть и даже пристраститься. Шум, визг и крики, несмолкающие аплодисменты и стук столовых приборов временами совершенно заглушали музыку.
«Всё как всегда!» — констатировал Шура. Он огляделся. Сержанта рядом не было. Какая-то девушка с птичьим лицом, не отрываясь, смотрела на Шуру. Движения её головы на длинной шее тоже были какими-то птичьими и одновременно детскими, умилительно-наивными. Шурочка поискал свободное место за столами, чтобы наконец-то выпить пива, и уселся за столик, за которым уже сидела странного вида компания длинноволосых стариков в светлых льняных рубахах. Он хотел было позвать официанта, но почти сразу перед ним появилась полногрудая девица с длинной косой и румяными щеками. Она молча поставила перед ним медный сосуд с рукояткой, доверху наполненный пивом, и блюдо с исходящими масляным паром блинами.
— Хороша ендова! — крякнув, произнес один из соседей Шуры по столу.
