— Во мне.
— Что в тебе?
— Я не могу.
— Родить? — хмыкнула Тамарка. — Я и не прошу. Сама как-нибудь справлюсь.
— Ты не сможешь родить от меня.
— Почему?
— Не знаю. Просто знаю, что не сможешь.
— Да… Много чего слышала, но такое… В первый раз.
— Главное, чтобы не в последний. Ну, чтобы у тебя ещё много было в жизни таких разговоров. Тогда один из них обязательно закончится так, как тебе хочется.
— Ты что, со мной прощаешься, что ли?
— Не знаю, — снова задумчиво произнёс Шура. — Похоже, что да. Только я как-то странно себя при этом чувствую.
— Как?
— Никак. Совсем никак. Ни грусти, ни злости, ни радости, ни раздражения. Просто — никак. И это пугает.
— Встряхнись, ангелочек, не хандри. Не люблю, когда ты такой.
— Я и сам не люблю. Но… Сейчас всё вот так. Никак. Но тебя я всё же люблю.
— Что?!
— Да. Люблю. Только сейчас это понял.
Тамарка уткнулась в Шурино плечо и заплакала.
В этот момент из стены высунулась голова Джона.
— Пошли, покурим.
— А ничего, что я с женщиной, и что мы разговариваем? — раздраженно поглядел на него Шура.
— Поговорили уже. Пошли. — Леннон нетерпеливо мотнул головой.
— Ты что, следил за нами?
— Была охота! Конечно, следил. Сам не могу — хотя бы за другими понаблюдаю. Лихо вы тут! Я прямо глаз не мог отвести! — круглые очки сверкнули.
— Нет, ну что за гадость! — возмутился Шура. — Устроили тут пип-шоу! Ммерзкие ммёртвые ммастурбаторы!
— Не ругайся. Мы же не знали, что вам полное уединение нужно. — было непонятно, что преобладает в голосе Джона, раскаяние или сарказм.
— А что, непонятно?
— Ну, некоторым, наоборот, нравится, когда за ними наблюдают.
— Мне не нравится. — набычился Шура.
— Теперь будем знать. — примирительно сказал Леннон.
— А кто это мы? — поинтересовался доктор.
— Ну, жители Пепперлэнда.
— Что, все?! — Шура вознегодовал.
— Не все. Только те, кому хочется. У нас в каждой комнате экраны, типа теликов. Вот, кому хочется, тот и смотрит.
— А ты с кем вместе смотрел?
— С Сержантом. Куда же мы с ним друг от друга? — со вздохом сказал Джон.
— Ну, а теперь что?
— Если ты не хочешь, чтобы за тобой наблюдали — отключим. — пообещал битл. — Никто не будет тебя видеть. Только ты будешь закрыт.
— В каком смысле? — не понял Шура.
— Ты не сможешь у нас бывать.
— И как я без вас?
— Ну, не знаю… — очки вновь сверкнули, на этот раз с лукавством.
— Кончай придуриваться!
— Я не придуриваюсь. Мы действительно ничего не знаем про тех, кто захотел от нас закрыться. Мы же не ЦРУ и не ФБР. У нас всё по-честному.
Шура оглянулся. Тамарка мирно спала, губы её чуть раскрылись во сне, дыхание было лёгким и мирным. Что-то промелькнуло в Шуриной груди тёплой искоркой, но тут же угасло. Стало грустно и как-то легко. По-плохому легко, если вы понимаете, о чём я. Типа, «ну и…с ним».
— Пошли, — сказал Шура Леннону.
— Пришли, — ответил Джон и плюхнулся в своё излюбленное кресло, закуривая толстую сигару.
— Гавана? — язвительно спросил Шура.
— Ага! — мирно улыбаясь, ответил Джон.
— Кайфуешь?
— Да нет, сейчас уже нет. Поначалу нравилось, а сейчас привык. А как тебе трубка?
Шура только сейчас заметил, что в руках у него Peterson Prince и кисет с табаком McBarren.
— Нравится. Только не могу понять, как это я так легко научился её курить. Помню, мне мужик один всё рассказывал, что этому долго учатся. А я прямо взял и закурил, хотя до этого ни разу не пробовал.
— Ну-у… это тебе не бином Ньютона, — протянул Леннон. — Немного ловкости с твоей стороны, немного помощи с нашей стороны — и вот ты уже трубочник.
— Так ты мне помогал? Как?
— Чего не сделаешь для хорошего человека! — улыбнулся Джон, и в этот момент в комнате возник Пол. Странно как-то возник, как-то наполовину. Сквозь него были видны некоторые детали комнатного интерьера.
— Чего это он? — спросил Шура.
— А он здесь не совсем, — туманно ответил Джон.
— Это как?
— Пол же здесь вроде как Творец, — Леннон многозначительно затянулся, наблюдая, как Маккартни, всматриваясь, как будто стараясь что-то разглядеть, оглядывается по сторонам. Причём было заметно, что и Шуру, и Джона он не видит, а только догадывается, что они здесь.
— Не тяни, объясняй!
— Объясняю. Он создал Пепперлэнд, но сам он — вне Пепперлэнда. Он выше него. Но он ему не принадлежит. Поэтому мы все для него — мелочь. Муравьи. Насекомые.
— Ты серьёзно?
— Ну, не совсем, конечно. Сам подумай, какой я для него муравей, если мы с ним столько вместе сделали. А кое-чему я его просто научил. А теперь что, муравей? Букашка? Это я так острю.
— Так и я об этом.
— Но, с другой стороны, здесь он сильнее. Поэтому он меня здесь и держит.
— Да! Вот об этом я и хотел тебя спросить. Ты, вообще, как здесь оказался? Если я правильно тебя понял, ты ведь ко всей этой затее никакого отношения не имеешь.
— Именно! К этой затее я отношения не имею. Зато к Полу имею. И он ко мне. Как говорили в древнем Китае, мы с ним связаны одной нитью судьбы. Поэтому, ни он без меня, ни я без него обойтись не можем.
— Подожди. А как же?.. Он же ещё в шестьдесят шестом… Ну, свалил…
— Ну свалил. И что? Он же всегда рядом был.
— Рядом?
Маккартни оглянулся по сторонам, силуэт его потемнел, стал более рельефным и ярким, на лице, до этого почти прозрачном, заиграли краски.
— Не в физическом смысле. — тихо и глухо прозвучал голос Пола. — Но связь у нас была постоянная.
— Наконец-то разглядел! Трудно вам, Творцам, с нами. — усмехнулся Джон.
— Ничего страшного, справляемся.
— Да вижу я, как ты справляешься! — посерьёзнел Джон. — Зачем парням наркоту впаривал? Уже не можешь своими силами обходиться, к инферналам за помощью обращаешься?
— Да ладно! — отмахнулся Пол. — Подумаешь, великое дело — одна марка и один косячок! Отойдут и забудут!
— Раньше тебе и один косячок не нужен был.