– Конечно.
Хонор, пройдя в комнату, похожую на библиотеку, рассматривала Адама Акреле, насколько ей позволяло зрение. На нем была сине-белая футболка. У него была гладкая темная кожа. Хонор стояла по возможности ровно, словно бросая вызов тому, кто решит предложить ей присесть.
– Я принесу тарелки, – сказала девушка, которая их впустила.
– Это моя подруга, Элли, – пояснил Адам. – Мы встречаемся с октября.
– Это прекрасно, Адам. Я так за тебя рада!
– Она хорошая девушка. Терпит меня. Как твои младшие?
– Отлично. Оба растут как сумасшедшие. А Лидия скоро сдает экзамены, мы ею очень гордимся. Адам, это моя свекровь, доктор Хонор Левинсон, мать Стивена.
Молодой человек вскочил на ноги:
– Ух ты, мама Стивена? Вау, пожалуйста, присаживайтесь, садитесь здесь. Элли скоро вернется с тортом, она и чай сделает. Или вы хотите кофе?
– Нет, спасибо.
Но Адам уже схватил обеими руками руку Хонор, прежде чем та успела отскочить, и теперь тряс ее, будто хотел выдернуть. У него были большие, теплые и слегка влажные ладони.
– Мам, – позвал Адам, – это мама Стивена. Стивена!
В углу комнаты произошло сейсмическое движение, и к ним подступила крупная женщина. Она была чуть ниже Хонор, но как минимум в три раза шире. Хонор мельком увидела ее выпрямленные утюжком волосы, торчащие вокруг круглой головы.
Она схватила гостью и крепко обняла. Хонор пискнула, когда, прижав к массивной груди, из нее выдавили весь воздух.
– Спасибо вам большое! – прогремела женщина ей на ухо. – Спасибо, даже не знаю, как вас благодарить!
Она отклонилась назад, все еще держа Хонор, и посмотрела ей в лицо. Женщина выглядела коричневым пятном, она находилась слишком близко, чтобы ее можно было разглядеть. Хонор ошарашенно вдохнула, почувствовав запах шерсти и аромат духов «Anais Anais». Это был запах, который она уловила вместе с запахом книг, тот, который узнала, но не могла вспомнить. Тот же аромат, который Стивен когда-то купил ей на день рождения. Когда ему было сколько? Одиннадцать? Двенадцать? Цветочный, чересчур сладкий, слишком девичий для Хонор. Она носила его каждый день, пока бутылочка полностью не опустела.
– Спасибо за вашего сына, – сказала мать Адама. Женщина была абсолютно растроганная, всеохватывающе теплая и цветочная. У нее был звучный, глубокий голос. – Спасибо, что подарили мне моего. Моего единственного сына. Как мать вы понимаете, что я чувствую.
– Да, – услышала Хонор собственный голос. – Наверное, понимаю.
Они пели «С днем рожденья тебя», и кто-то включил музыку на проигрывателе компакт-дисков, приткнувшемся в углублении среди мягких обложек. Адам танцевал со всеми: с Джо, матерью, социальной работницей, которая пришла после них, даже с Хонор. Она сидела в кресле, но он взял ее за руки своими большими влажными ладонями и качался туда-сюда, улыбаясь ей.
Насколько она помнила, ей почти не встречались люди с психическими заболеваниями, поэтому Хонор не имела ни малейшего понятия, нормально это для Адама или нет. Но, когда он неловко танцевал с Элли, сбивая книжки из стопок, так что они падали у их ног словно лепестки, он выглядел счастливым.
Джо хлопала в такт музыке, будто они праздновали день рождения одного из ее детей.
Когда торт нарезали и разложили на бумажные тарелки, Адам сел возле Хонор достаточно близко, чтобы она могла различить тихие звуки, которые он издавал, пока ел.
– Я каждый день думаю о вашем сыне, – сказал он.
Она не смогла съесть много торта, он был слишком сладким. Хонор пыталась увязать этого вполне реального, крепкого парня с неопределенным человеком, которого всегда представляла.
– Он же был умным? – спросил Адам. – Позже я узнал, что он был ученым.
– Физиком.
– Я понял, что он умный, просто по тому, как он со мной говорил.
– Как… – Хонор проглотила приторную сладость.
Она думала о последних словах Стивена, лежа в одиночестве поздно ночью и во снах. Но они были неясными – всего лишь предположением, таким же расплывчатым, как она представляла Адама Акреле. Чаще она слышала его повышенный, злой голос, как во время их последней ссоры.
Возможно, один набор слов смог бы вытеснить другой?
– Что он тебе сказал? – спросила она.
Адам поудобнее сел на стуле.
– Я был на мосту, собирался прыгать. Я ждал поезда, чтобы упасть сразу под него. Хотел, чтобы было наверняка, понимаете? Правда хотел покончить с собой. А потом я увидел мужчину в спортивной одежде, перелезающего через ограждение. Я решил, что он тоже хочет прыгнуть. Помню, как подумал: разве не забавно, что в одном месте в одно время встретились двое сумасшедших?
Он говорил как человек, который уже много раз рассказывал эту историю: возможно, она была его коронной байкой. Нет, он рассказывал об этом на терапии. И Джо.
– Но потом он сказал мне не прыгать. Он спросил, как меня зовут, и сказал, что я не должен прыгать. Так я понял, что он пытается меня спасти. А потом он спросил, знаю ли я, что такое гравитация и что ее вызывает.
Хонор никогда не слышала, как Стивен читает лекции, но помнила, как он разговаривал с маленькой Лидией. Он всегда был терпеливым, мягким, никогда не говорил с ней так, будто она слишком мала для рационального мышления. Хонор подумала, что Стивен говорил с Адамом именно так.
– Я ответил: «Ну, типа того». В тот момент я не думал о гравитации или о чем-то еще, меня больше интересовало, когда будет поезд. А потом он сказал то, что я никогда не забуду. Он сказал, что гравитация – это сила, возникающая между двумя объектами, и что у всего во Вселенной, и не важно, насколько большого или маленького, есть гравитация. Что все притягивается ко всему остальному.
Хонор закрыла глаза. В комнате вокруг них воцарилась тишина. У Адама был нежный, немного тонкий голос. В ее сознании он стал глубоким голосом Стивена с намеком на северный лондонский акцент, от которого он так и не избавился. Он всегда умел хорошо объяснять.
– Даже люди, – сказал Адам.
Сказал Стивен – в ее голове.
– Благодаря гравитации горят звезды и вращаются миры, но она есть и у людей. Любые два человека, близкие друг к другу, оказывают друг на друга воздействие, соразмерное расстоянию между ними. И чем они ближе, тем оно сильнее.
Хонор произносила слова одними губами. Они вышли из нее шепотом: Чем они ближе, тем оно сильнее.
– А потом, – продолжил Адам, – я услышал позади нас сирену. Я как бы начал разворачиваться, чтобы посмотреть, и на секунду потерял равновесие. Уступ был довольно узким. А он протянул руку, чтобы помочь мне, но мы не были так близко – недостаточно близко, чтобы прикоснуться. Достаточно близко, только чтобы говорить. И я даже не заметил, как он поскользнулся, просто увидел его руку и лицо. Я вытянул руку, чтобы схватить его, но не достал. Я был недостаточно быстрым. Тем не менее я помню, как он посмотрел мне в глаза. Казалось, это было очень долго, но это не могло длиться больше секунды. Мы просто смотрели друг на друга. Будто мы… будто знали друг друга. Будто понимали.
