– Хорошо.
– Тебе разве… В смысле, ты вовсе не должен с ним играть. У тебя же обеденный перерыв.
– Я уже поел, – ответил Маркус. – И мир не рухнет, если мои коллеги не получат чай и печенье в ближайшие пять минут. Загадывай, Оскар.
– Я вижу что-то коричневое!
– Хм… – Маркус приложил палец к подбородку и посмотрел вокруг. – Земля?
– Нет!
– Банк?
– Нет!
– Небо?
– Небо голубое! – Оскар лучезарно улыбнулся и приосанился, как делал, когда представлял себя большим начальником.
– Значит, это… мамины волосы? – Маркус на секунду поймал взгляд Джо. – Нет, у мамы не коричневые волосы. Они больше похожи на… медные.
– Рыжие, – сказала Джо.
– Медные, – поправил Маркус. – Хм… Давай подумаем. Это не земля, не банк, и не небо, которое голубое, и не мамины волосы. А как насчет… моих ботинок?
– Да! – воскликнул Оскар. – Коричневые ботинки!
– Молодец, ты заставил меня попотеть, приятель. – Он дал Оскару пять и выпрямился.
– А ты хорошо справляешься с детьми, – сказала она.
– У меня есть племянник такого же возраста.
Он замолчал, и Джо быстро вставила:
– Что ж, нам нужно сделать ключи до того, как проснется Айрис. Была рада снова тебя видеть, Маркус.
– И я тоже. Приятно познакомиться, Оскар. С Айрис я познакомлюсь в следующий раз. Джо, я… – Он провел рукой по волнистым волосам, еще больше их растрепав. – Я все еще должен тебе чашку чая.
– Ох… Да, это было бы… – «Еще одной возможностью попялиться на тебя и выставить себя полной дурой!» – …прекрасно.
– Отлично. Приходи в любое время. Я живу в тридцать шестой квартире. – Он взглянул на часы. – Извини, но мне правда уже пора, иначе я опоздаю. – Он чуть отошел и поднял розовую сумку с маргаритками. – Я даже угощу печеньем!
Маркус повернулся и быстрым шагом направился к выходу. Джо любовалась его легкой походкой, пока он не скрылся из виду.
Глава шестнадцатая. Хонор
Когда дома никого нет, тут намного тише, чем у нее в Сток-Ньюингтоне. Хонор нечем было заняться. Никаких дел по хозяйству, никаких научных работ, она не могла никуда съездить. Перед выходом Джо принесла ей чашку чая, тарелку печенья, тарелку с сэндвичами, накрытыми пищевой пленкой, и ко всему этому яблоко и банан. Все это стояло нетронутым на маленьком столике возле удобного, но не особо мягкого кресла, которое Джо тоже поставила специально для нее. Еще она дала ей «захватчик» – своего рода пинцет на конце палки, которым можно было управлять с помощью ручки. Это для того, чтобы Хонор не нужно было вставать с кресла или наклоняться, чтобы взять что-то.
Таким был радиус ее мира: то, что она могла видеть боковым зрением, и то, до чего могла дотянуться концом палки.
Хонор встала и, опираясь на трость, вышла из комнаты. Она тщательно смыла все болеутоляющие в унитаз в прилегающей ванной комнате. Боль была терпимой, или же она заставляла себя терпеть; врач уверял, что с каждым днем она будет становиться все слабее по мере того, как заживает травма. Еще он рекомендовал Хонор быть максимально активной: «Вам нужно разрабатывать сустав, чтобы он окреп, даже если сначала будет тяжело. Только будьте осторожны – мы не хотим, чтобы вы снова упали!»
Это снисходительное «мы»… По крайней мере, Джо не использовала это выражение. Хонор была благодарна за это больше, чем за комнату, «захватчик» или тщательно продуманные блюда.
С помощью трости она прошла по скользкому полу через кухню к двери, ведущей в гараж. Здесь, в полумраке, где витал запах машинного масла и бетона, в открытом пространстве, оставленном слишком большой машиной, было кое-что еще, за что она, по-видимому, тоже должна быть благодарна. Оно затаилось в тени, похожее на большое неуклюжее насекомое, скорее на деформированного жука.
Его привезли сегодня утром в кузове фургона, который просигналил, когда повернул на гравийную подъездную дорожку. Джо с детьми вытащили Хонор наружу, чтобы вместе восхищаться им.
– Скутер! – кричал Оскар, прыгая и бегая со своей нескончаемой энергией. – Это скутер, бабушка! И он фиолетовый!
Солнце слепило, Хонор могла видеть только низкие колеса и фиолетовое пятно.
– Вы купили мне скутер для пенсионеров?
– Я подумала, что он может пригодиться, и с ним вы будете менее зависимой от нас, – объяснила Джо. – Можете ездить на нем в торговый центр, по своим делам. Я к тому, что всегда могу вас свозить, но вдруг вы захотите поехать сами.
– И сколько такой стоит?
– Я взяла его в аренду. Их сдают понедельно. Он, конечно, не так хорош, как ваш велосипед, но…
– Не уверена, что это…
Хонор удивилась, почувствовав, как маленькая прохладная ручка взяла ее за руку. Оскар потянул ее к скутеру:
– Давай прокатимся, бабушка!
Не найдя, что возразить, она пошла с ним.
– Тут сиденье, – объяснял он, показывая пальцем. – А тут кнопка запуска. Можно я нажму?
– Нет, Оскар, это скутер для бабушки Хонор, а не для маленьких мальчиков, – сказала Джо.
Хонор не могла разглядеть кнопку зажигания, и Оскар нетерпеливо положил ее руку в нужное место.
– Нажимай! – настаивал он, поэтому она так и сделала.
Скутер, завибрировав и зажужжав, ожил. Оскар завопил от восторга.
– Хочу покататься! – закричал он.
Она выключила скутер. Оскар издал разочарованный возглас.
– Я пока поставлю его в гараже, – весело сказала Джо, но Хонор услышала разочарование в ее голосе. Еще один поступок Джо, который Хонор должна была оценить, но этого не произошло.
Теперь, по прошествии нескольких часов и в одиночестве, Хонор подошла к нему и положила руку на гладкий корпус. На долю секунды ей захотелось сесть на него и нажать кнопку. Выкатиться на нем на тротуары Вудли и каким-то образом, возможно, прислушиваясь к интуиции, направиться со скоростью четыре километра в час, метр за метром, вниз по Китс-Вэй, через Теннисон-стрит, прочь от единообразных жилых блоков пригорода к запутанным улицам Лондона, обратно домой. Кажется, был такой фильм? Пожилой человек берет жизнь в свои руки.
Она фыркнула. Она не персонаж вдохновляющего фильма. Она женщина. Когда-то была дочерью, академиком, любовницей, читательницей, матерью. Объектом жалости, объектом желания, объектом презрения.
Теперь ничего этого не стало, она была всего лишь женщиной. Еще одной старушкой. Бесполезной, малозначительной и невидимой. Этот скутер не давал ей свободу, он представлял собой ее границы.
Он также значил, что Джо не догадалась о ее секрете.
Это началось около года назад с того, что слова начали прыгать.
