Будка из стекла и бетона стояла на противоположной от них стороне трассы. Рискуя уронить машину в кювет, дальнобойщик втиснулся между обочиной и припаркованным на ней грузовиком. Перед тем как нести документы на пост, водитель объяснил свой опасный манёвр:
— Теперь молись, чтоб этот контейнер не уехал, пока менты наши бумажки проверяют. Контейнер этот нам просвет между кабиной и цистерной прикрывает. Поэтому с поста не видно, что у нас тягач с полуприцепом на 12 тонн. А чтоб по документам это просечь, надо реально в теме быть. Если менты по цифиркам не вспомнят, чем КАМАЗ 44108 от КАМАЗа 5320 отличается
[72], то мы из их будки без базара за восьмитонник проканаем.
Водительский финт и впрямь сработал. Однако на выезде из области требовалось придумать что-то другое — пост располагался на их стороне трассы. Идей не было. Они обречённо катили с горки к притаившемуся в низине посту, и тут им, что называется, улыбнулась удача — улыбнулась широко, во все тридцать два зуба. Гаишник остановил дорогую иномарку и две сопровождавшие её девятки. Как только двери в машинах приоткрылись, из засады выскочили бойцы СОБРа. Через несколько секунд все ехавшие в легковушках лежали на трассе лицами вниз, а регулировщик бешено вращал жезлом, приказывая потоку идущих из области машин следовать мимо места задержания без остановки.
ГАИ настигла их, когда они и думать забыли об этой опасности. Инспектор тормознул цистерну с маслом ночью, в родной области, на глухой лесной трассе. Настолько глухой, что за три часа, которые они просидели с выключенной печкой на двадцатиградусном морозе, мимо них не проехало ни одной машины.
До Москвы дальнобойщик мчал без остановок, слившись с грузовиком и демонстрируя чудеса профессиональной ловкости при экономии топлива. Он снижал сопротивление воздуха, прячась за идущими впереди фурами, дирижировал передачами как бог, а на спусках, подъёмах и поворотах управлял инерцией движения так, что езда на тягаче с гружёным полуприцепом порой напоминала полёт на парящем в восходящих потоках планере. В результате к московской кольцевой лампочка на датчике топлива ещё не зажглась, и водитель решил рискнуть, рванув в родную область без остановки.
— До своей заправки должны доехать, уж там-то наши талоны берут, а талонов у меня — как грязи, — пробормотал он, выруливая с грязного асфальта МКАДа на белоснежную областную дорогу. — Ты, главное, мне спать не давай, трави чего-нибудь позабористее, да чтоб без остановки. Если отвечать не буду, тормоши.
Яркий свет, струящийся из окон стоящего в заснеженном лесу двухэтажного поста ГАИ, привиделся им одновременно. Водитель велел Максу прикурить ему сигарету, а сам соскрёб с лобового стекла немного инея и потёр лицо, чтоб прогнать наваждение. Холод и сигареты не помогли — от поста отделилась фигура в форменном тулупе и махнула жезлом. Не тратя времени на ритуальную проверку документов, гаишник предложил им выбирать — стоять на посту до прибытия его сменщика, то есть до утра, а потом ехать разбираться на штрафную стоянку, или немедленно выдать ему 50 долларов и отправляться восвояси.
Спасло их то, что кончились сигареты. Первые часы они, заглушив двигатель (к несчастью, пост возник на их пути раньше, чем заправка, где принимали талоны), покорно сидели в машине и грели руки над еле теплящимся огоньком примуса. Время от времени выходили на улицу поразмяться или ещё раз сходить на переговоры к гаишнику. Они выворачивали карманы, предлагали обыскать кабину, рассказывали о переплёте, в который попали из-за бестолковых работодателей, взывали к чувству землячества, к жалости, к совести, предлагали отдать масла не на пятьдесят долларов, а на целых сто, но всё было бесполезно. Прищурившись, гаишник презрительно цедил сквозь зубы:
— Мне пох вообще, понял? Тут до х…я таких сказочников ездит. Я чё, лох тебе, что ли, даром тут на трассе жизнью ради тебя, барыги конченого, рисковать? Гони бабки и проезжай. Глупый, жадный, не хочешь бабки давать — сиди, мёрзни, думай дальше.
Гаишник сразу оценил выгодную для себя диспозицию и разговаривал с ними через приоткрытую дверь, ни разу не пустив внутрь поста, где заманчиво пламенели раскалённые спирали обогревателя. Вскоре они устали выходить из кабины и начали дремать, каждые двадцать минут просыпаясь по будильнику, чтобы растереть лицо, руки, ноги и покурить. После очередной побудки дальнобойщик не нашёл в пачке сигарет и озверел:
— Да кто он вообще такой, бл… дь! Пошёл он на х…й, мудила! Сука, живых людей на морозе третий час держит, фашист, бл… дь! Я эту тварь сейчас своими руками удавлю и в лесочек завезу куда подальше, так, что до весны не найдут падлу!
Максим подышал на утратившие чувствительность пальцы и поразился, поймав себя на том, что совершенно серьёзно прикидывает: согреются ли руки, когда по ним потечёт кровь из выдавленных глаз или разорванного рта гадёныша? Глаза сузились, лицо закаменело, и он глухо сказал:
— Я с тобой.
Водитель тем временем включил двигатель и плавно тронулся, не отводя взгляда от зеркала заднего вида.
— Стрелять вряд ли будет, ему за стрельбу потом не отмазаться, мы ж не бандиты вооружённые. А попробует на своей шестёрке догнать — в кювете ночевать будет, мразо́та. До городов тут далеко, подмогу быстро не вызвать… Короче, ты мне объясни, на хера мы здесь столько мёрзли? — спросил дальнобойщик, разгоняя грузовик до крейсерской скорости. А Макс, которого резко отпустило, хохотал, наблюдая в зеркалах суетливую пантомиму в исполнении постового. Тот неловко бежал за ними, одновременно пытаясь махнуть жезлом, вставить в рот свисток и вытащить из кобуры пистолет.
На консервном заводе дальнобойщик снова удивил Макса смекалкой. Чтобы определить вес масла, кладовщик взвешивал машину дважды: сначала вместе с товаром, потом порожнюю. Разница указывалась в документах как вес масла нетто. После того, как груз слили, водитель вдруг резко засобирался на заправку:
— Слышь, друг, мы сейчас быстро на заправку метнёмся туда-сюда, пока нас там ждут. А то не дай бог закроются они, так мы тогда до завтра отсюда не отчалим.
Кладовщик обрадовался таким тупым клиентам и с радостью согласился взвесить порожнюю машину после заправки, а вот Макс замысла водителя не понял. Ведь в таком случае разница между весом гружёной и пустой машины уменьшалась, а, значит, по документам уменьшался и вес сданного масла. Он уже хотел напрямую спросить об этом водителя, но тот начал по-заговорщицки вращать глазами, и Макс промолчал.
Вместо заправки они приехали на какой-то глухой пустырь, где водитель выдал Максу ломик, лопату и небольшую кувалду, после чего объяснил план действий:
— Мы с юга выезжали, на дороге была каша. Здесь — мороз. Так что сейчас у нас на раме и на крыльях минимум полтонны прессованного снега висит. Ну, а как эти дятлы на приёмке весы настраивают, и сколько в свою пользу сливают, я тебе потом расскажу.
