Макс, который сумел остаться в сознании и теперь, зажмурив один глаз (иначе строчки двоились), взахлёб читал «Письмо незнакомки» Цвейга, давно чувствовал, как вызванные рассказом слёзы комком подступают к горлу. Он мужественно их удерживал ровно до тех пор, пока, глядя на собутыльников, не сообразил, что это не слёзы, и побежал в туалет. Вслед за ним туда влетел Марат с выпученными от ужаса глазами — рвота при наличии фиксаторов, намертво соединивших челюсти, могла его убить. Вспомнили, что от рвоты якобы помогает тёплое молоко, кому-то (кажется, Майклу) чудом удалось выпросить немного у каких-то молодых родителей, и молоко действительно помогло. Потом решили вымыть пол в комнате Марата, для чего из комнаты пришлось вынести бритишей и тех русских, которые так и не пришли в себя. Тела сложили на пол душевой и включили воду, то ли шутки ради, то ли для того, чтоб ребята не слишком пахли, как проснутся.
За этими фантасмагорическими хлопотами незаметно наступил вечер. На часах было только начало девятого, а у Макса уже началось похмелье. Похмелье вечернее оказалось гораздо страшнее утреннего. Дикая опустошённость и чувство вины удесятерялись от одной только мысли, что в этом состоянии ему предстоит провести бессонную ночь наедине с собой. Чтобы отогнать страхи, Макс почти уговорил себя выпить ещё (ведь вечер не кончился, а, значит, можно не считать это опохмелом), но тут он вспомнил, что собирался сегодня забежать к Лене, и едва не подпрыгнул от радости.
20
На лестничной площадке было темно. Он долго звонил, но открыли ему лишь после того, как он чиркнул спичкой, закуривая на дорожку захваченный в качестве трофея у поверженных англичан «Benson&Hedges».
— Как тебе это удаётся? Ни разу не пришёл, когда дома были родители, — прошептала Лена вместо приветствия и втащила его в прихожую, пробормотав: — Не хватало ещё, чтоб именно сейчас соседи тебя увидели.
Макс отмокал под контрастным душем в прекрасно оборудованной ванной комнате и с наслаждением перебирал варианты: сначала поесть, а потом в постель, или сначала в постель, а потом поесть, или, может, позвать Лену сюда и в первый раз сделать то, что должно произойти в постели, в ванне…
Через несколько минут Макс сидел на кухне, оглушённый новостями, которые сообщила ему Лена, и бесчувственно пялился на уставленный деликатесами стол.
Лена ездила на юг не только с родителями. Лена ездила на юг с женихом. Лена согласилась поехать на юг, потому что в начале лета Макс исчез. Лена остаётся с женихом. Свадьба. Осенью. То есть не то чтобы совсем осенью, а в сентябре, уже через пятнадцать дней.
Утром Максим с огромным трудом заставил себя преодолеть полсотни метров до общаги медиков. Выйдя из квартиры, он едва удержался от того, чтоб не забиться в какой-нибудь тёмный закуток, благо в архитектуре Лениного нетипового подъезда подходящих мест хватало. После утешительной ночи, на протяжении которой Лена была нежна, как шёлк, когда демонстрировала свои чувства в настоящем, и тверда, как бетон, когда речь заходила о будущем, Макс не то чтобы чувствовал себя выжатым или разбитым; вернее будет сказать, что он вообще себя не чувствовал. Больше всего ему хотелось закрыть глаза и выпасть из реальности, провалиться в тихую, сумеречную пустоту, где ничто не могло бы потревожить его сознание. Плетясь к медикам, он пытался вспомнить, есть ли в их квартире шторы и насколько они плотные, но у медиков его ждал удар посильнее отсутствия штор. Вернулись двое хозяев, которые сообщили, что на днях приезжают все остальные. Он отказался от предложения пожить до их приезда, сдал ключи, сунул в рюкзак магнитофон и вышел на улицу под ослепительно яркое солнце. Это было настолько мучительно, что он решил ехать домой. Он больше не думал ни об армии, ни о будущей работе; не думал об университете или о девушках; не думал о том, как его встретят родители. Единственное, что его волновало — желание никого не видеть, ни с кем не говорить и вообще не двигаться хотя бы несколько дней, и он знал: если он приедет домой и пообещает уйти в армию, родители ему такую возможность наверняка предоставят.
Оставалось раздобыть денег на билет. Он пошёл к «Минутке», надеясь встретить там Марата или Майкла, а встретил Шуру Иванова, который потерялся после дня города, и за прошедшее с тех пор время приобрёл вид неплохо зарабатывающего человека. Шура выдал ему сто рублей (билет стоил десять), однако вместо вокзала отвёл находившегося в прострации Макса к себе в общежитие, где за ним, как перспективным спортсменом, была закреплена отдельная комната.
21
Только через две недели Макс решился выбраться на улицу и сильно удивился, увидев там осень, прохладную и неяркую. После короткой прогулки он обнаружил себя стоящим перед входом в «Кенгуру», и стал осторожно прислушиваться к ощущениям, пытаясь понять, чего ему хочется: навсегда попрощаться с этим замечательным местом или снова поздороваться.
— Вот кого я сейчас реально рад видеть, так это тебя, — донеслось сзади. Обернувшись, он увидел Марата. Тот стоял в окружении небольшой свиты, которую составляли незнакомые Максу первокурсники, и широко улыбался.
— Не, Макс, правда рад, кроме шуток. Вообще-то, гм, нехорошо так резко пропадать, но, по большому счёту дело твоё, конечно, все мы тут люди взрослые.
— Извини, Марат, как-то так всё сошлось, точнее, не сошлось, а наоборот — не складывается у меня ничего. В общем, я домой уеду, наверное, но я это… тоже рад тебя видеть, короче, ещё раз извини, если чем-то напряг.
— Ладно, проехали, только я тебя больше по всему городу с собаками не ищу, если что. Тут такие дела пошли, на таких людей мы вышли… С федеральным правительством люди работают. Это тебе не грузовик с пивом и даже не чеченское эскимо из Питера, которое ты, впрочем, пропустил, там уже без тебя люди на розницу нашлись… — Марат быстро взглянул на часы и продолжил:
— Короче, есть тема, Макс. Тебе надо решить с армией. А мне до первого октября нужны сто тонн сливочного масла максимум по двести, но не за деньги, а за чеки «Урожай»
[43]. Сверху, лично директорам дадим деньгами, но в двести должно входить всё — и масло, и директорские. Находишь мне двадцать тонн по двести — я плачу за твой призыв сколько попросят. Людей на масло много заряжать будем, но тебе первому предлагаю. Вся область перед тобой и дней пять форы, пока я других ребят в тему подтяну. Ну что, ты со мной или домой едешь?
— Спасибо, правда, спасибо тебе, здорово, что работа есть, просто неожиданно так всё, да ещё ведь связи нужны, чтоб с армией решить, не только деньги… — от неожиданности Максим поплыл и продолжил что-то мямлить вполголоса, но Марат перебил его:
— Да брось ты, где деньги, там и связи. Решай сейчас, Макс, потом желающих будет много, ok? — с лёгким наездом протянув «ке-э-й», Марат сверкнул насмешливой, подчёркнуто деланной улыбкой, но тут же оттаял: — Или вот что, пойдём-ка лучше выпьем, встряхнёшься немного. С таким настроением решать, конечно, не стоит.
