Мне пришлось отвернуться, и, похоже, единственный путь отсюда был вниз. Но я пошла по дорожке вверх по холму, пересекая каменистое плато и продираясь сквозь заросли чайного дерева и растрепанную акацию, слепо и неизбежно выходя под палящие лучи солнца.
* * *
К тому времени, как мы вышли на поляну, где стояла хижина поселенцев, мой страх рассеялся, оставив после себя ощущение ужасной неловкости. Позади я слышала хруст шагов по сухой траве, и мне хотелось повернуться и объяснить, что я боялась снова потерять себя, попасть в любовную ловушку, которая наверняка – по крайней мере, для меня – закончится новой сердечной болью. Но я столько уже наворотила, что почла за благо просто идти вперед.
По мере приближения к старому домику, я отметила, каким пустым он кажется.
Потертое плетеное кресло по-прежнему стояло в дальнем конце веранды, и дверь была приоткрыта, как в тот день, когда я пришла сюда одна, но от самого места веяло нежилым духом. Я остановилась внизу у ступенек, позволив Дэнни пройти вперед, уже зная, что мы найдем внутри.
Мебель осталась, но незаконный жилец удалил все свидетельства того, что здесь кто-то жил. Он унес армейское одеяло, оголив матрас, в сетчатом ящике для продуктов больше не хранились заплесневелый хлеб и банка с джемом. Свечи, книги, эмалированные кружки и тарелки – все исчезло. Остался только затхлый запах земли и немытого человеческого тела. Листья, прутики и сор, нанесенный из буша, устилали пол, и комната казалась пыльной, словно дверь хижины годами стояла нараспашку, приглашая бури, штормовые ветра и циклоны оставлять свои визитные карточки, словно сюда десятилетиями никто не заходил, кроме поссумов, птиц да иногда ящериц.
Я стояла в дверях, наблюдая, как Дэнни осматривает помещение. Он с треском распахнул шкафчик – пусто, ни святилища, ни отвратительного сувенира в отделении с вешалкой. Скваттер наверняка заметил отсутствие шкатулки с письмами, и мне стало интересно, как он к этому отнесся. С раздражением на забравшего их человека… или просто порадовался, что прекратил свое незаконное пребывание на моей территории без конфронтации?
Я подумала, знал ли он о том, что Сэмюэл и Айлиш использовали хижину для своих тайных свиданий, – затем поправила себя: конечно, ему стало известно об этом из их писем. Я посмотрела вокруг свежим взглядом. Что почувствовала бы Айлиш, узнав, что через шестьдесят лет после ее смерти здесь кто-то жил – хуже, обладал ее личными письмами и фотографией, которую она когда-то подарила Сэмюэлу?
Я могла лишь гадать, как письма попали в хижину. Юный Клив, должно быть, припрятал их здесь после смерти Айлиш, из страха, что их у него найдут, и, вероятно, предполагая, что Сэмюэл будет избегать этого места из-за связанных с ним воспоминаний. Письма много лет пролежали здесь, собирая пыль в каком-то потайном углу, и увидели дневной свет, только когда их обнаружил ничего не подозревавший скваттер.
Однако что-то не сходилось. А как же розы? Или я совсем сошла с ума, или я права в своем предположении, что роскошные красные цветы, вьющиеся по перилам веранды перед хижиной, – те же, что и на могиле Айлиш?
Я вышла на улицу и села на ступеньки. Розы пожухли на безжалостном солнце, но я все равно наклонилась понюхать. Аромат был пыльным и слабым, но безошибочно узнаваемым. Темно-красные духи с ноткой корицы.
Дэнни протопал по ступенькам и встал рядом со мной, строча в блокноте:
«Ваша птичка улетела из клетки. Он замел следы. Хочет, чтобы мы думали, будто его никогда здесь не было».
– Почему?
«Может, он скрывается от закона? А может, это старый обитатель буша, который не любит оставлять следы».
В глаза мне Дэнни не смотрел. Казалось, теперь он меня опасался. Больше не флиртовал – сплошная серьезность, почти деловитость. Не то чтобы я винила его. Я подавала ему сигналы – учила его язык, выбрала для пикника самую красивую блузку. Возможно, даже пыталась, в своей неуклюжей манере, флиртовать в ответ. Но едва дошло до горячего, как я спряталась в кусты.
Он коснулся моей руки, чтобы привлечь внимание, и поманил пальцем. Следом за Дэнни я прошла к задней стене хижины, мимо резервуара для воды. Сорокачетырехгаллонная емкость была перевернута, поленница убрана. Землю вокруг вроде бы подмели.
«Он жил здесь некоторое время», – прожестикулировал Дэнни.
– Откуда вы знаете?
Он указал на старый водослив, залатанный куском жести, а потом – на крышу, где я разглядела более светлые пластины дранки.
– Он сделал ремонт, – сообразила я.
Дэнни кивнул, затем продолжил расследование, осмотрел кран на емкости для воды, а потом пошел к клубку перепутанных лиан. Интересно, думает ли он сейчас о Тони и их совместных детских вылазках? Тони был одиночкой, с радостью прятавшимся в своем творчестве, но у меня складывалась картина его дружбы с Дэнни. Они были как братья, по мнению Кори. Не разлей вода, постоянные шалости. Я так и видела их: Тони с его глазами как плошки и Дэнни с буйной копной волос. На душе потеплело. Моя сердечная боль после разрыва с Тони была жестокой, почти критической временами, но я ее пережила. И мое выживание доказало, что теперь я сильнее. Доказало ли? Я вспомнила, с какой легкостью растаяла в объятиях Дэнни на каменистом плато и каким восхитительно-правильным, искушающим было его объятие…
Я повернула назад, обходя поляну по периметру и направляясь на поиски своей «минолты». Пострадавшая старая камера восстановлению, без сомнения, не подлежала, но она была верным старым другом, и я хотела ее вернуть.
Нырнув в заросли чайного дерева, через которые я тогда продиралась, я шла по каменистой земле, пока не определила камедное дерево с гладкой корой, за которое цеплялась во время нападения собаки. Расширяя радиус поисков, я ходила кругами вокруг дерева, приподнимая пучки травы и ковыряя носком в углублениях у корней, осматривая палую листву и немного пройдя вниз по холму. Все напрасно.
Когда я вернулась к хижине, Дэнни все еще занимался поисками позади дома. Он отодвинул в сторону перепутанные лианы, под которыми обнаружилось низкое круглое сооружение, похожее на выступающий на несколько футов из земли верх закопанного в землю резервуара для воды. Стены резервуара были сделаны не из ржавого железа, а из дерева: глубокую круглую яму выстилали стоявшие вертикально толстые доски. Закрывалась она громадной плоской крышкой, сколоченной из толстых планок, прикрученных к круглой раме.
Дэнни написал в блокноте: «Это оригинальный водосборник, очень старый. Первые поселенцы выкопали его прямо в земле, обшив стенки досками, как у колодца. Мы с Тони часто снимали крышку и забирались внутрь. Море веселья, но если шел дождь, он быстро наполнялся. Наших родителей хватил бы удар, если бы они узнали».
Я улыбнулась, прочитав это. Расхрабрившись, коснулась руки Дэнни, чтобы привлечь его внимание.
– Прошу прощения за то происшествие.
Он долго смотрел на меня. Я начала думать, что он не понял моих слов и что, возможно, мне следует взять его блокнот и написать, хотя, разумеется, изложенным на бумаге словам будет не хватать теплоты моего извинения, которую я постаралась вложить в улыбку.
