Что-то стукнуло меня сбоку по голове. Я дернулась, готовая увидеть ядовитого красноспинного паука, древесную змею или что похуже, но это была всего лишь мандариновая кожура размером с монету.
Я сердито посмотрела на Дэнни. Он наблюдал за мной – глаза сияют, волосы торчком, губы готовы улыбнуться. Достал блокнот, затем подошел и сел рядом.
«Нога нормально?» – захотел узнать он.
– Да, хорошо.
Он похлопал себя по карману, вытащил коробочку панадола и показал знаками: «Я на всякий случай захватил».
Мне стало так тепло.
– Спасибо, вы так заботливы. Пока со мной все нормально.
Он задумчиво посмотрел на меня, словно решая что-то. Затем написал: «Что случилось с Тони, почему вы расстались?»
Приехали, подумала я. Миллион ответов на этот вопрос. Тони устал от моих постоянных расследований, вопросов, моей потребности в одобрении. Ему надоело наше простое существование, и он отправился на поиски лучшей доли, богатства, славы и приключений. От жизни он хотел гораздо большего, чем могла предложить ему я…
Я вздохнула.
– Он встретил другую женщину.
«Бродяга», – проговорили пальцы Дэнни, но на его выразительном лице не отразилось ничего, кроме печали. Добавил в блокноте: «Он был идиотом».
Мне пришлось улыбнуться.
– Он нашел верную дорогу, вот и все. Кэрол, его жена, очаровательна. Она души в Тони не чаяла, ухаживала за ним. Помогала ему с карьерой, облегчала жизнь. Но не только это, конечно. Просто они совпали.
Дэнни казался задумчивым. Написал: «Вы встретили кого-то другого?»
Я покачала головой.
«Почему нет?» – знаками спросил он, изображая удивление.
– Слишком занята своей карьерой. Дочь воспитываю.
Снова в ход пошел блокнот: «А настоящая причина?»
Я не могла посмотреть ему в глаза, поэтому уставилась на чахлый алектрион. Заныла нога. Я прикинула, не проглотить ли пару таблеток панадола, чтобы приглушить боль, которая начинала нарастать. Затем все же пришлось признаться:
– Я так никого и не встретила… в смысле, ни с кем не совпала.
Дэнни кивнул, разглядывая мое лицо, словно моя откровенность предельно изумила его. Его явный интерес вызывал у меня желание продолжать разговор. Меня распирало любопытство в отношении Дэнни, и его неожиданные расспросы о Тони давали возможность задать ему в ответ вопросы более интимного свойства: почему ты вызвался пойти сюда со мной сегодня? Почему у меня такое чувство, будто ты со мной заигрываешь? И как ты справляешься с одиночеством, которое должен чувствовать из-за своей глухоты в такой крохотной провинциальной общине, как Мэгпай-Крик?
Но вместо этого я проговорила:
– Кори сказала мне о вашей жене. Мне жаль.
«Мне тоже, – вздохнул он и добавил на пальцах: – Плохо для Джейд».
– Она чудесная девочка. Они с Бронвен как две горошины в стручке.
Дэнни нахмурился, тогда я взяла блокнот и написала свое сравнение. Дэнни улыбнулся и сделал знак:
«Да, они как сестры, правда?»
Безумие, как невинное замечание может вогнать в краску. Смутившись, я изобразила интерес к севшей неподалеку сороке. Та затрещала, постепенно набирая громкость, пока стрекотание не полилось из ее горла сплошным потоком, вызывая у меня мурашки.
Витые ветки старого эвкалипта чернели на фоне лазурного неба, нежные серо-зеленые листья висели неподвижно, как будто затаили дыхание. Мне нравилось сидеть здесь, с Дэнни мне было спокойно. И однако в сердце моем шла война. Я была листком, подхваченным бурным потоком, который несло в какое-то очень желанное место, и при этом я жутко боялась. Скорость и быстрое развитие событий возбуждали – но я с этим не справлялась, страстно желая привычной безопасности твердой почвы.
Краем глаза я видела, что Дэнни откинулся назад, лениво запустил пальцы в свои растрепанные волосы, вздулись мышцы его рук. Я старалась не смотреть, но его пальцы начали двигаться в воздухе, и мне пришлось повернуть голову, чтобы прочесть сообщение:
«Это место наводит меня на мысли о Тони».
– Почему?
Дэнни взял блокнот: «Обычно мы сидели здесь, когда были детьми. По дороге в хижину, как мы сейчас».
Может, сработала красота окружающего нас пейзажа, или палящий зной, или легкая нервозность, какую я всегда испытывала в присутствии Дэнни. А может, виновата была тайна, поселившаяся в сердце, которая разъедала его изнутри, как червяк середину яблока, заставляя меня отбросить всякую осторожность и спросить:
– Почему, по-вашему, Тони никогда не поддерживал связь ни с кем отсюда? Ни с вами… ни даже со своей матерью? Я могу понять, что он скорбел по своей сестре, но мне странно, что он до такой степени отрезал себя от прошлого.
Дэнни пожал плечами. Долго смотрел на свои руки, потом написал в блокноте:
«В ту ночь, перед тем как убежать, он пришел попрощаться. Было поздно, Тони забрался ко мне в комнату через окно. Он казался больным, был бледен, обливался потом. Он сказал, что вынужден уехать, что он сделал нечто плохое».
Меня это поразило.
– Плохое?.. Например?
Он снова начал писать, заполняя маленькую страницу своими кривыми каракулями. Наклонив голову, я попыталась прочесть первую строчку, но тут он закончил, вырвал листок и с поклоном подал его мне.
«Я спросил, что случилось, но он мне не сказал. Он казался напуганным, постоянно оглядывался, вздрагивал от каждого звука».
Дэнни начал новую записку, но на середине остановился. Засунув блокнот и ручку за пояс джинсов, он начал быстро жестикулировать, почти лихорадочно, его жесты были точны, быстры и настойчивы. Не ругается ли он опять, подумала я, и смотрела как загипнотизированная.
Уверена, он сознавал, что я не понимаю, но, похоже, не в состоянии был ни остановиться, ни замедлиться. Его руки двигались с изяществом, рождая поток беззвучных слов: вот он проводит указательным пальцем по всей длине руки, ударяет кулаком в открытую ладонь, ребром ладони рассекает воздух. Стремительные, почти агрессивные жесты, которые – несмотря на мою неспособность их понять – были потрясающе звучны.
Раньше я считала, что язык глухих – сомнительная, абстрактная вещь. Жестикуляция требовала физического усилия, чтение по губам было в лучшем случае ненадежным, писать все – никакого времени не хватит, да и нудно. Оттенки интонации, теплота или холод человеческого голоса, резкость или нежность восклицания – все расцвечивает язык, дает ему многослойность подтекста, что важно для полноценного общения. Если эти нюансы недоступны, сглажены чередой жестов и беззвучных сигналов, как узнать наверняка, что тебя поняли?
И при этом, не улавливая ни слова, я четко и ясно понимала речь Дэнни. Его оживленное лицо, напряженные плечи, быстро двигающиеся руки, передававшие ощущение разочарования и печали, говорили красноречивее всяких слов.
