Я отказалась, но Эллен поспешила добавить, что, поскольку ее сестра заболела, в доме полно солдат на постое, а домработницу завербовала комиссия по трудовым ресурсам – готовить в военной столовой в Эмберли, она сбивается с ног. А это, заметила она в своей решительной манере, означает, что страдает ее добровольная работа для Красного Креста и что я должна считать мое пребывание в их доме жизненно важным вкладом в военную экономику. Кроме того, добавила она, заметив нерешительность, которая, вероятно, отразилась у меня на лице, она может помочь с присмотром за Лулу, а так как она дипломированная акушерка, то сможет обеспечить моей малышке наилучший уход.
Пока она говорила, я не сводила глаз со Стамп-Хилл-роуд, наблюдая, как все еще кружится пыль, которую подняла машина инспекторов Бюро. Зная, что в следующий раз, когда они приедут – или в следующий, или в следующий, – мне, быть может, так не повезет.
Я поблагодарила Эллен и сказала, что подумаю над ее любезным предложением. Но, Сэмюэл, я уже приняла решение. Как говорит папа: «Когда волк стучится в дверь, не стоит дожидаться, пока он спустится вниз по трубе».
* * *
31 октября 1942 года
Дорогой, ты никогда не догадаешься, где я: бумага лежит у меня на коленях, я сижу, прислонившись к большому камню, в его тени. Да, на нашей тайной, поросшей папоротником поляне рядом с оврагом!
Она такая же, как в последний раз, когда мы здесь были, – залита солнцем и звенит песнями миллиона птиц-звонарей, воздух восхитительно прохладен, а тени зеленые из-за всех этих папоротников, пробивающихся между деревьями, а самые красивые сейчас лишайники, такие яркие после дождя – золотые, розовые, серо-фиолетовые и сверкающие алые. Я оторвала несколько пластинок, вложу их в письмо, чтобы и ты полюбовался ими. Еще сорвала несколько листьев эвкалипта – крохотную частичку дома для тебя.
Лулу лежит здесь рядом со мной, в тени, сучит своими маленькими ножками на одеяле, которое я расстелила для нее, гулит, глядя на деревья в лучах солнца. Я называю ей птиц: птица-бич, серый сорокопут, мухоловка и свистун. Хотя ей всего четыре месяца, она внимательно смотрит на меня своими большими умными глазами, и я убеждена, что она понимает каждое слово.
У Джерменов все хорошо, хотя, признаюсь, отчасти они причина того, что я скрываюсь здесь. Я целый час иду сюда с коляской (потом еще двадцать минут несу Лулу до поляны по дорожке, которая поднимается по оврагу), но это того стоит. Не пойми меня неправильно, Джермены добрые. Пока я подметаю пол, стираю, сбиваю масло, чищу картошку или хожу с поручениями, Эллен сидит с Лулу, следит за ней и хлопочет над ней. Они с Клаусом обожают нашу маленькую девочку, и это хорошо, правда?
И все же бывают моменты, когда во мне поднимается ревность – это чудовище с зелеными глазами, как назвал ее Шекспир. В особенности в те минуты, когда улыбка Лулу кажется ярче, глаза – более живыми, смех – веселее, потому что рядом Эллен. А потом домой приходит Клаус и щекочет Лулу под подбородком, отчего она что-то весело лепечет, и юный Клив вносит свою лепту – причесывает ее, или рассказывает сказки, или щекочет за ушком, пока она не начинает ворковать, как птенец голубя. А я тем временем занята со шваброй, с метлой или подойником, смотрю на них, как из-за кулис, и представляю, с какой радостью я бы их всех удавила (но не мою Лулу, конечно!).
Поэтому я приношу Лулу сюда, на нашу волшебную поляну, и рассказываю ей сказки о птицах, ящерицах и о цветах, которые появляются из согревающейся земли. Я рассказываю ей о Буньипе – мифологическом животном у австралийских аборигенов, который танцует на мелководье в ручье далеко внизу, и о мудрых духах, которые следят за нами изнутри деревьев, и я придумываю истории о ее храбром папе, который ушел на войну, и о том, как счастлив он будет, когда вернется.
А ты вернешься, мой дорогой Сэмюэл, я знаю, что вернешься; в этом не сомневается ни мой разум, ни мое сердце.
* * *
24 апреля 1943 года
Не волнуйся, любимый, но вчера я упала.
Со мной все в порядке, глупо получилось, я слишком устала и была невнимательна. В общем, вчера вечером, после чая, я драила заднее крыльцо, поскользнулась в своих старых стоптанных туфлях на намыленной ступеньке и полетела вниз, неуклюже шлепнувшись на дорожку.
Я не пострадала, не считая нескольких царапин на голени – и, пока сидела, переводя дыхание, услышала вскрик в доме, вслед за которым послышалась лихорадочная возня. Не успела я подняться, как из дома выскочил юный Клив с бутылкой антисептика и громадным рулоном пластыря. Я попыталась возражать, но он упрямый парнишка. Протирая мне ободранную кожу ватным тампоном, он стал подробно рассказывать о том, что занимается на курсах оказания первой помощи в Кадетском корпусе.
– Разве ты не слишком молод для Кадетского корпуса? – поддела я, зная, что туда принимают с шестнадцати лет.
– Я высокий для своего возраста, – важно заявил он, затем все же признался: – Папа разрешает мне ходить в воскресный лагерь в Эмберли. Я еще не зачислен, но делаю все то же, что и ребята постарше. Мы учим азбуку Морзе и кучу других потрясающих вещей. Распознавание самолетов – вот мой любимый предмет. Как только мне будет достаточно лет, я запишусь в летчики.
Клянусь, Сэмюэл, этому мальчику десять лет, но словно бы все сорок, этакий маленький старичок-профессор, всем интересующийся и самый настоящий всезнайка – по правде говоря, он напоминает мне одного красивого молодого врача, с которым я знакома! А еще Клив прилежно собирает стеклянные бутылки, истертые шины и жестяные банки – все, что можно тем или иным способом повторно использовать для военной экономики. Пару лет назад он начал помогать своему отцу на почте, разбирая корреспонденцию до и после занятий, и сверх того он еще находит время, чтобы помочь мне по дому, прибирает за Лулу, вытирает посуду, колет дрова и кормит кур. Он становится весьма незаменимым.
Честно сказать, Сэмюэл, хотела бы я иметь пусть даже половину такого усердия, как у этого мальчика, или четверть такой энергии! Очень досадно, что Эллен невысокого о нем мнения – срывается на него из-за малейшего промаха, придирается и критикует его внешний вид. Я даже видела, как она унижала несчастного ребенка перед своими подружками по Красному Кресту. Иногда мне очень его жалко. Похоже, у него нет друзей его возраста, что, возможно, объясняет его стремление заполнить каждую минуту каким-нибудь делом.
В любом случае его энтузиазм трогателен, и с его стороны было очень любезно помочь мне после мыльной катастрофы, но его замечание насчет учебы на военного летчика огорчило меня. Я лишь надеюсь, что, когда возраст позволит Кливу записаться в армию, эта гнусная война уже давно закончится.
* * *
21 мая 1943 года
Здравствуй, любимый, ты получил мою пасхальную посылку? Я знаю, что тебе понравятся фотографии Лулу и ты сможешь сам воспользоваться сигаретами, мылом и съесть овсяное печенье или обменять. Мои кулинарные способности не выдерживают никакой критики, и юный Клив заявил, что мое печенье похоже на подметку, но я все равно его послала. Возможно, там, где ты находишься, оно тебя порадует. Еще посылаю носки, я сама их связала, и, боюсь, они получились лишь чуточку удачнее моего печенья.
