И однако же он только что солгал.
Я вспомнила его шок этим утром при виде Бронвен, вызванный, очевидно, ее сходством с Глендой. Эмоции настолько захлестнули Хоба, что он проронил слезу. И тем не менее только что, отвечая на мой вопрос, он отрицал знакомство с Джерменами и бросился прочь, как вспугнутая ящерица.
Я хмыкнула.
«Все страньше и страньше»
[8], как сказала Алиса, когда свалилась в кроличью нору.
* * *
– Опять пицца?
– Я думала, ты любишь пиццу.
– Люблю, мама. Не пойми меня неправильно, я не жалуюсь – просто читаю знаки.
Я уселась на диван, взяла тарелку и положила себе кусок пиццы с ветчиной и ананасами.
– Какие знаки?
– Что все дело во времени. Одна из нас слишком чем-то занята, чтобы озаботиться готовкой. В разгаре какая-то тайная деятельность. Одна из нас что-то скрывает. И это не я.
Я замерла, не донеся кусок до рта. Вернула пиццу на тарелку и посмотрела на дочь. Она откусывала от треугольника с сыром и помидорами, с невинным видом уставившись в телевизор. Изображая интерес к сюжету о термитах, который она уже видела миллион раз или больше.
– Скрывает что?
Она пожала плечами, глядя в экран:
– Это ты мне скажи.
У меня засосало под ложечкой, когда я представила, как Бронвен обнаруживает старый револьвер, который я заперла в туалетном столике Сэмюэла. Вертит его, тщательно осматривает коробку с боевыми патронами… Внезапно мне стало плохо. Почему я от него не избавилась, не отдала в полицию, как собиралась сначала?
– Что ты нашла? – осторожно спросила я.
Бронвен откусила очередной кусочек, прожевала и проглотила.
– Давай, мам, сознавайся. Возможно, тайное времяпрепровождение? Маленький личный проект? Которым ты пока не готова поделиться?
Значит, не оружие. Перед моим мысленным взором проследовал строй других улик: чистые простыни, которые я постелила на кровать Сэмюэла; тщательно выстиранное вручную покрывало и мои любимые наволочки; стопка моих книг на столике у его кровати; фото Сэмюэла, красующееся в рамке, отчищенное и снабженное новым стеклом; письмо Айлиш, засунутое в верхний ящик…
Я пожала плечами:
– Прости, я не совсем тебя поняла.
Бронвен разглядывала корочку пиццы с видом заплечных дел мастера, который смотрит на свою очередную жертву. Казалось, она обдумывает, как лучше все выведать: медленно и с болью или быстро, используя преимущество внезапности?
– Мам, – рассудительно заявила она, все еще изучая корочку, – думаю, я стану вегетарианкой, как Джейд. Это более гуманно плюс наносит гораздо меньший урон планете. Можно?
Значит, это будет медленно и болезненно. Резко поставив тарелку на журнальный столик, я подобрала под себя ноги и повернулась лицом к Бронвен.
– Что ты имеешь в виду, говоря про тайное времяпрепровождение?
Ослепительная улыбка озарила ее лицо.
– Похоже на голос больной совести.
– Вообще-то это голос раздраженной матери, которая слишком устала, чтобы играть в игры.
– Как скажешь.
– Не крути, Брон, что ты нашла?
С ненужной медлительностью поставив тарелку, она пошарила под журнальным столиком и вытащила небольшую стопку учебников в комплекте с DVD-дисками.
У меня упало сердце, когда я узнала обложки книг, но в то же время от облегчения закружилась голова.
– А-а-а, это.
– Похоже, я не единственная, кто учит язык жестов, – торжествующе заявила Бронвен, бросив диски на шезлонг, стоявший между нами, и оставив себе учебники, чтобы ознакомиться с названиями. – «Время для жеста», «Легкий способ научиться языку жестов»… И вот этот – «Упражнения для жестикуляции. Одиннадцать веселых детских песен». – Она внимательно посмотрела на меня, блестнув глазами. – Ну ты даешь, мам, детские песни?
– Я подумала, что лучше всего начать с чего-то простого, – натянуто проговорила я. – В любом случае не понимаю, что в этом такого, это же только…
Бронвен радостно защебетала:
– Ой, мама, значит, тебе все же нравится папа Джейд, да?
Я сердито отвернулась к экрану телевизора.
– Я лишь пытаюсь проявить вежливость, потому что он глухонемой. Кроме того, в субботу он приедет на пикник, и мне будет неприятно, если он почувствует себя выключенным из общества из-за плохого слуха. Кто-то же должен с ним говорить.
– Кто-то? Ты имеешь в виду, помимо меня, Джейд и тети Кори?
– Это простая вежливость, Брон. И потом, если вы четверо заведете беседу на языке жестов, как, по-твоему, я в ней поучаствую без знания этого языка?
– Значит, ты говоришь мне, что он тебе не нравится? Что ты идешь на все эти трудности по изучению языка жестов, только чтобы не чувствовать себя лишней?
Я взяла тарелку, откусила немного пиццы и сделала вид, что увлечена телепередачей. Ведущий Дэвид стоял, прислонившись к гигантскому термитнику, и давал оператору указание войти туда. Внезапно весь экран заполонили оживленные белые тельца, сбивающиеся в кучи и шевелящиеся, как… термиты.
– Ма-ам? Перестань меня игнорировать. От этого у тебя еще более виноватый вид.
Я вздохнула.
– Он красивый, довольна? Просто не мой типаж.
– Почему?
– Просто он кажется… не знаю, немного диким.
Бронвен фыркнула.
– Мам, ты смешная, мне так и хочется сказать…
– Не смей!
Она покачала головой:
– Позволь мне угадать, папа был для тебя единственным мужчиной?
– Что-то вроде этого.
– Понимаешь, мама, однажды я вырасту и покину дом, и ты останешься одна. Тебе будет одиноко, если ты не сможешь забыть папу и жить дальше.
Я смотрела на нее, поймав себя на том, что пытаюсь анализировать ее слова – нет ли в них намека на боль или тени невыплеснутой злости. Пытаюсь уловить в ее непринужденно прозвучавшем замечании скрытый крик о помощи. Лицо ее было спокойным, темно-голубые глаза – неподвижными, как вода.
– Жить дальше, может быть, – сказала я. – Но мы не должны забывать.
– Я не говорю, что я его забуду. Только то, что его должна забыть ты.
Отодвинув в сторону учебники по языку жестов, Бронвен взяла пульт. Чуть прибавив звук, она удобно уселась и возобновила медленное уничтожение пиццы.
* * *
Она была права. Я действительно кое-что скрывала. Только не романтическую интригу, тесно связанную с изучением языка жестов. По правде говоря, как я могла думать о каком-то мужчине, когда моя голова была забита Сэмюэлом и Айлиш?
