Я крепче сжала рукоятку. Когда-то руки Сэмюэла были там, где сейчас мои. Возможно, частички его кожи – уж наверняка отпечатки пальцев – по-прежнему находятся на тусклой поверхности оружия. Часть его, Сэмюэла, сейчас здесь, в моих руках. Я понюхала рукоятку. От нее исходил неприятный запах пота и жира, пороха и пепла, вороненой стали и чистящей жидкости. От револьвера пахло так, словно он долгое время пролежал под землей, скрытый от врачующего солнечного тепла. От него исходил запах денег, историй, какие рассказывают в сомнительных барах, дыма и почти выветрившегося одеколона. Он переходил из рук в руки, собирая эссенцию с кожи каждого из владельцев, как собирает пыльцу с многих цветков пчела… только эта обладала куда более смертоносным жалом.
По словам Кори, городские сплетники считали, что Сэмюэл избежал обвинительного приговора благодаря дружбе его отца с судьей. Но что, если слухи были безосновательными? Что, если Сэмюэл вышел на свободу не благодаря послушному судье, а за недостатком улик? Или улики, которую я сейчас держала в руках?
Я проверила ящик, и точно – в самом дальнем углу лежала картонная коробочка с двенадцатью боевыми латунными патронами. Их нужно сдать в полицию вместе с револьвером и забрать сейчас, пока Бронвен в школе. Я положила револьвер и коробку с патронами на пол рядом с собой и хотела уже закрыть ящик, когда кое-что привлекло мое внимание.
Из-под бумаги с цветочным узором, выстилавшей дно ящика, торчал пожелтевший уголок листка. Поддев подстилку, я вытащила конверт – большой, в пятнах от старости, клапан заклеен полоской потерявшей эластичность пленки.
Внутри лежали две цветные фотографии.
На первой темноволосый мальчик стоял в тени у корней громадной араукарии. У мальчика были глаза Тони и его нахальная улыбка, и он махал в камеру. Рядом на солнечном участке травы красовался детский надувной бассейн, в воде отражалось безупречно чистое небо. В левом углу снимка у натянутой бельевой веревки стояла женщина. Высокая и крупная, с гладко зачесанными назад волосами. Она как раз закрепляла на веревке мужскую рубашку, глядя через плечо, будто ее застали врасплох. Рядом с женщиной, в тени ее поднятой руки, стояла девочка с длинными светлыми волосами. Лохматая лужайка вокруг них, с темным участком в центре, куда падала тень невидимого фотографа, вся заросла маргаритками.
Я перевернула снимок. На обороте было написано: «Луэлла, Гленда и Тони. Мэгпай-Крик, 1980 год».
Вторая фотография была нечетким, зернистым полароидным снимком, бумага пошла складками и обтрепалась по краям, словно провела свою жизнь в чьем-то кармане или бумажнике. Четверо детей, два мальчика и две девочки – все смеются известной только им шутке, смотрят друг на друга. Крайний слева кудрявый мальчик кого-то смутно напоминал. Другой мальчик, которого я узнала сразу же, был Тони, вероятно, лет восьми. У одной из девочек были вьющиеся рыжие волосы и широкое веснушчатое лицо, ослепительную улыбку портила лишь зияющая брешь на месте переднего зуба. Не считая отсутствующего зуба, Кори Уэйнгартен практически не изменилась.
Однако мое внимание привлекла девочка в центре группы. Она широко улыбалась, лицо обрамлено совсем светлыми косичками. На один дезориентирующий момент я подумала, что смотрю на свою дочь. Разумеется, это не могла быть Бронвен – девочка на фото была на несколько лет старше Тони, когда делался этот снимок. Сейчас ей уже лет тридцать пять, возможно, у нее свои дети.
Я перевернула фотографию с Тони под деревом и рассмотрела женщину рядом с бельевой веревкой. Затем заново посмотрела на четырех детей, убежденная, что на обоих снимках одна и та же девочка. Кто она такая? И почему она – одно лицо с моей дочерью?
Револьвер пусть еще немного полежит. Убрав его назад в ящик стола вместе с коробкой патронов, я заперла ящик, а ключ спрятала в глубине гардероба. Затем, взяв фотографии, бросилась по коридору в кухню и схватила ключи от машины.
Глава 7
Парковочная площадка в аэропорту была почти пуста, стоял всего один автомобиль – спортивный «Мерседес» цвета нежной зелени. Я поставила свою машину рядом и торопливо пошла к конторе.
Дверь была открыта, но захламленное помещение пустовало. Я вернулась назад по узкой дорожке и направилась к взлетной полосе. Там стояли два маленьких самолета, но принадлежавшей Кори «Сессны» я не увидела. Я всмотрелась в небо, но оно являло собой необъятную безмятежную пустоту – ни самолетов, ни облаков, ни даже случайной птицы.
– Привет.
Я резко повернулась. Кори появилась из темноты ремонтного ангара и зашагала ко мне, радостно улыбаясь. На ней были грязный комбинезон и бейсболка, практически неспособная обуздать ее пышные волосы. Приблизившись, Кори, наверное, уловила мое настроение.
Дружески пожала мне руку и внимательно посмотрела в лицо.
– В чем дело?
– Я нашла пару старых фотографий, – заявила я. Снимки уже держала в руке и протянула их. – Тони я легко узнала, и одну из них – вас. Я надеялась, что вы сможете сказать, кто остальные.
Пока Кори разглядывала фотографии, ее улыбка погасла. Она попыталась вернуть ее, но улыбка получилась искаженной. Кори знаком предложила мне пройти в ангар.
В огромном помещении было темно и прохладно. В центре стояла «Сессна» с широко распахнутыми дверями, что делало ее похожей на гротескную стрекозу. В воздухе витал запах древесных стружек и дизельного топлива, и, вдохнув его, я немного успокоилась.
Кори вытерла руки о промасленное кухонное полотенце, затем взяла у меня фотографии. Теплый ветерок шевелил пряди волос вокруг ее лица, а козырек бейсболки затенял глаза. Она долго рассматривала каждый снимок, ничего не говоря.
Во мне росло нетерпение.
– Дед Тони прятал их в ящике стола, – пояснила я. – Я могу понять, почему у него была фотография Тони. Но зачем ему фото других детей? И ведь это вы, да?
– Да. А кудрявый мальчик – мой брат, Дэнни.
– А светловолосая девочка?
Кори странно на меня посмотрела:
– Это Гленда.
– Бронвен на нее похожа. Гленда с Тони были родственники?
Кори смотрела на меня вечность, сведя брови, как будто пыталась решить сложную математическую задачу. Затем ее плечи поникли.
– Он вам так и не сказал.
Меня кольнуло раздражение.
– Не сказал – что?
– Черт, я думала, он хоть что-то вам сказал, основное хотя бы…
– Что? – Я почти закричала, чувствуя приближающийся приступ паники.
– Идемте. Здесь мы не сможем поговорить.
Схватив за руку, она вытащила меня из ангара на слепящее солнце и по дорожке повела к конторе.
Мы вошли в пыльное помещение с его битком набитыми картотечными шкафами и пультом радиоуправления, с полками, заваленными книгами, и картами на стенах. Кори протиснулась к письменному столу и выбрала старую граммофонную запись. Вынув пластинку из бумажного конверта, поставила ее на проигрыватель. Грянула шумная оркестровая увертюра, к которой быстро присоединился резкий баритон, от которого задребезжали стекла в окнах. Кори указала на два неопрятных кожаных кресла. Я примостилась на край одного, а она плюхнулась в другое.
