– Эймос?..
Он отвесил мне еще одну пощечину.
– Ты с нами, парень, или думаешь симулировать дальше?
Должно быть, я застонал, потому что Эймос схватил меня за плечи и, оторвав от земли, как следует встряхнул.
– С тобой, с тобой, – пробормотал я, болтаясь в его руках. Голова у меня разламывалась от боли, а мир вокруг вращался чересчур быстро. Руки Эймоса затормозили мир, но в висках продолжали палить пушки.
– Ты провалялся здесь с тех пор, как уехал из больницы? – повторил Эймос, приближая свое лицо вплотную к моему, отчего его черты еще больше расплылись.
– Наверное. А когда я уехал из больницы? – тупо спросил я.
– Во вторник, – ответил он.
Мне на лицо легла тень его широкополой шляпы, и я уставился на нее во все глаза – мне вдруг почудилось, что шляпа похожа на ястреба с распростертыми крыльями.
– А сегодня какой день? – снова спросил я, продолжая таращиться на шляпу.
– Четверг. – Эймос сморщил нос и помахал ладонью у себя перед лицом. – Ну и воняет от тебя, дружище!.. Хорошо хоть, еще дождь прошел, – добавил он. – Что же ты тут делал все это время?
Я потянулся к трактору, ухватился за поперечную тягу колеса, которую мой дед погнул двадцать один год назад, когда корчевал пни, и попытался встать, но не смог. Некоторое время я думал, но так и не смог припомнить ничего конкретного.
– Четверг?.. – тупо повторил я.
Я подтянул колени к груди, почесал шею, потер лодыжки. Под джинсами обнаружились четыре припухлости, похожие на синяки.
Эймос подозрительно прищурился.
– Четверг?! – Прилив крови к голове заставил меня покачнуться. Вокруг все снова закружилось, и я повалился на землю, уткнувшись лбом в кукурузный стебель, проросший из муравьиной кучи.
Эймос поддержал меня за плечи и помог снова сесть.
– Лучше не трепыхайся, Дил. Ты слишком долго проторчал на солнышке, вот тебе башку-то и напекло. Так сколько ты тут паришься?
Вообще-то Эймос разговаривает по-английски достаточно правильно. Только со мной он позволяет себе прибегать к жаргону, который в ходу у фермеров из южнокаролинского захолустья. За двадцать пять лет дружбы мы даже создали своего рода собственный язык. Говорят, на таком же особом языке разговаривают друг с другом супруги, прожившие вместе достаточно долго.
– Я… Мне нужно вернуться в больницу, – пробормотал я.
– Не спешите, мистер Кукурузное Поле, ваша Мэгги никуда не денется. – Он постучал согнутым пальцем по пластиковому стеклу тракторного топливомера. – Как и этот старый трактор… Сначала тебя нужно как следует вымыть – ты так грязен, что полностью сливаешься с землей. Если бы не Блу, я бы до сих пор искал тебя по всей округе.
Блу – это голубой австралийский хилер, самая умная собака из всех, которых я только знаю. Сейчас ему семь лет. Вообще-то, это чисто пастушья порода, но Блу всегда спит в ногах нашей с Мэгги кровати.
Я с силой потер глаза и еще раз попытался сосредоточиться. Ничего не вышло. Эймос поднял руку, словно собираясь отряхнуть мою рубашку от мусора, но посмотрел на меня внимательнее и передумал.
– В моем грузовике мало бензина. Где твоя машина? – спросил я. – Можешь довезти меня до больницы?
Видя, что я возвращаюсь к жизни, Блу соскочил с трактора, облизал мне обе щеки и, усевшись у меня между ногами, положил голову мне на колено.
– Да, могу, – ответил Эймос, тщательно выделяя голосом каждое слово. – Но не повезу. Тебя ждет работа, так что возьми себя в руки и…
Его слова показались мне полностью лишенными смысла.
– Работа? Какая работа? – Я в растерянности огляделся по сторонам. – Но ведь я работал… работал до тех пор, пока не появился ты. – Я столкнул голову Блу с колена. Он – отличный пес, но слишком слюнявый, особенно когда он чем-то очень доволен или просто рад. – Хватит, Блу, перестань!
Но Блу меня проигнорировал – только перекатился на спину, так что все четыре его лапы оказались в воздухе, и, вывернув голову под невероятным углом, вывалил из пасти розовый язык.
– Вот что я тебе скажу, Дилан… – Эймос приосанился, взявшись обеими руками за свой форменный ремень. (Если кто не знает – Эймос работает помощником шерифа, поэтому носит и ремень, и шляпу, и значок, и все, что полагается.) – Мне сейчас не до шуток, так что… – С этими словами он сдвинул шляпу на затылок и поправил кобуру. – Я искал тебя все утро, объездил все поля и пастбища… все твои тридцать пять сотен акров! – Он слегка повысил голос и экспрессивно взмахнул руками, ни дать, ни взять – рыбак, рассказывающий о последней рыбалке. Когда Эймос хочет, он может быть чертовски выразительным.
– Десять минут назад, когда я в сотый раз за утро проезжал мимо этого поля, я заметил, что ржавое ведро с болтами, которое твой дед называл трактором, по-прежнему торчит аккурат посреди кукурузы, но… но с утра картина немного изменилась. Если точнее, в картине, которую я уже видел, появилась новая деталь, которая привлекла мое внимание. – Наклонившись, Эймос почесал Блу за ушами. – Да-да, это был он… Твой пес сидел на капоте этой старой развалины, словно хотел, чтобы я его увидел. Я сразу подумал: «Эге, вон оно что! Один идиот, промучившись неделю в аду, в конце концов сбежал из больницы и решил сделать вид, что работает». – Подобрав горсть земли, Эймос швырнул ее в кукурузу. – Вот что я тебе скажу, Дилан Стайлз… – Он выразительно посмотрел на кукурузные ряды, которые шли не по прямой, как полагается, а напоминали, скорее, след пьяной змеи на песке. – …Ты хоть и образованный, но все равно дурак. Мне без разницы, что ты – профессор… Я – твой друг и скажу тебе прямо: ты – хреновый фермер и большой идиот.
Сам Эймос, между прочим, далеко не дурак, и пусть полицейский значок не вводит вас в заблуждение. Работу в офисе шерифа он получил потому, что сам этого хотел, а вовсе не потому, что не мог найти ничего другого. Эймос никогда и ни от кого не принимает ничего, что могло бы сойти за подаяние. Я – исключение, но только потому, что я – старый друг этого черного, как голенище, великана, который к тому же не только ясно мыслит, но и умеет выражать свои мысли предельно четко. Эймос на год старше меня, поэтому мы учились в разных классах, но в старшей школе мы вместе играли в основном составе футбольной сборной на позиции ранингбэков
[6]. Болельщики прозвали нас Мело́к и Гуталин – по цвету кожи.
Должен признаться, что на поле Эймос был быстрее и сильнее, и он ни разу не допустил, чтобы меня свалили или отобрали мяч. Частенько я своими глазами видел, как он блокировал сразу двух лайнбэкеров противника или толкал их на защитника сейфти, расчищая мне путь к зачетной зоне. Да и самый первый свой тачдаун я тоже сделал исключительно благодаря ему. До сих пор я помню, как поймал пас, вцепился сзади в форму Эймоса и крепко зажмурился… Мой путь к славе составил восемь ярдов, и все это расстояние Эймос тащил меня за собой, словно паровоз. Открыв наконец глаза, я увидел, как у меня под ногами промелькнула проведенная белым линия – граница зачетного поля; когда же я поднял голову, чтобы взглянуть на ревущие от восторга трибуны, мой друг скромно отошел в сторону, чтобы не мешать мне наслаждаться победой.
