Этого оказалось достаточно, чтобы до конца занятия все четверо прикусили языки. Ни один из них даже не пикнул. Мервин озабоченно кусал губу, Рассел хмуро смотрел в окно, а Юджин и Алан о чем-то напряженно размышляли.
Но вот занятие закончилось, студенты ушли, и только моя четверка комбинаторов сидела передо мной за партами, что-то косноязычно мыча. Каждый старался справиться с беспокойством, но им это не удавалось.
– Итак, – начал я, – ваши работы действительно произвели на меня прекрасное впечатление. Именно поэтому вы сейчас сидите здесь. Я хотел бы, чтобы каждый из вас рассказал мне о своем исследовании. С кого начнем?
Мервин вскинул на меня взгляд.
– Разве вы их нам не вернете? – спросил он.
– Пока нет. Сначала я должен задать вам несколько вопросов. – Произнося эти слова, я держал упомянутые работы перед собой, медленно, хотя и немного нервно, тасуя их словно карты в колоде. – Ну ладно, – проговорил я после небольшой паузы. – Начнем с тебя, Юджин.
Юджин был достаточно умен. Его отличали развитое чувство юмора и неуемное любопытство, поэтому на моих занятиях он был достаточно активен, задавая неожиданные и острые, хорошо сформулированные вопросы. Мне он нравился, да и среди однокурсников Юджин, похоже, пользовался уважением. Во всяком случае, остальные к его словам всегда прислушивались.
Услышав, что я обращаюсь к нему, Юджин вскинул голову, сполз по спинке стула вниз и наградил меня самым искренним взглядом, словно хотел сказать: «Почему с меня? Я ведь ничего плохого не сделал!»
– Расскажи мне о своем исследовании, Юджин. Ты отлично поработал, я доволен. У тебя и впрямь получилось отличное эссе. Расскажи мне о нем немного.
– Ну… Вообще-то, я навалял его довольно давно, так что многое у меня из башки уже выветрилось. Чего бы вам хотелось узнать? Скажите, может, я и припомню… – Юджин намеренно перешел на студенческое арго, стараясь скрыть свое беспокойство. Я был в этом уверен, потому что знал: на самом деле этот парень умеет разговаривать не хуже студента привилегированного частного университета.
– Для начала расскажи мне, откуда ты взял основную идею своей работы.
– Сейчас я уже не помню точно… Кажется, несколько недель назад я спрашивал у вас, нельзя ли мне написать работу об этих двух стихотворениях, и вы ответили: да, можно.
– Да, я помню. Ладно, попробуй изложить свою основную идею в сжатой, концентрированной форме. Буквально в двух словах.
Молчание.
– Хорошо, тогда объясни, как ты пришел к тем выводам, которые ты делаешь в своем исследовании.
– Я… я не знаю. Говорю же вам, это было давно, и… – Каждый раз, когда Юджин начинал что-то говорить, его руки оживали. Они словно помогали языку и двигались все быстрее по мере того, как я задавал Юджину новые и новые вопросы. Остальные трое тоже заволновались, должно быть, прикидывали, как отвечать, когда я возьмусь за них.
– Ну, допустим… Напомни-ка мне, какие два стихотворения ты взял для анализа. Хотя бы названия.
– Я не помню названий. В одном было что-то про пароход, а в другом…
– Кто их написал?
– Дикинсон… Эмили Дикинсон! – воскликнул он почти радостно.
– Прекрасно. Почему ты остановил свой выбор именно на этих стихах?
Нет ответа.
– Ладно, ты пока подумай. Я вернусь к тебе чуть позже.
Юджин вздохнул, но отнюдь не с облегчением. Просто пока я засыпа́л его вопросами, он дышал через раз. Я видел, что голова у него все еще идет кругом, однако постепенно Юджин приходил в себя. Должно быть, начинала брать свое предпринимательская сторона его натуры, которая пыталась найти выход из безнадежной ситуации. Я почти не сомневался, что в конце концов парень предложит мне сделку, но был намерен выставить максимально жесткие условия.
Пока же я на время оставил его в покое и повернулся к Мервину.
– Теперь ты, Мервин…
О нем я уже кое-что знал. Из всех первокурсников, которые когда-либо поступали в колледж Диггера, Мервин был, наверное, самым желанным – в первую очередь, конечно, для тренеров студенческой команды. Я был почти уверен, что к окончанию второго курса он получит предложение подписать профессиональный контракт. Не было у меня сомнений и в том, что Мервин сумеет подняться по крутой спортивной лестнице достаточно высоко, если ему удастся не травмироваться и сохранить здоровье. Помимо блестящих способностей к футболу, Мервин обладал отличным чувством юмора – ему всегда удавалось рассмешить меня, и тогда я искренне радовался, что в моей группе есть такой студент.
Месяца три назад я читал студентам лекцию, а Мервин в это время болтал с каждым, кто готов был его слушать. В какой-то момент я прервал себя на середине предложения и, посмотрев на Мервина в упор, проговорил таким тоном, какого он еще никогда от меня не слышал:
– Скажи, Мервин, каким качеством должен обладать корнербек, который хочет играть – и играть хорошо – в Национальной лиге?
В одно мгновение в аудитории стало тихо, как в могиле. Все молча смотрели на меня, и только Мервин рассмеялся и, запрокинув голову назад, сказал весело:
– Быстротой, конечно. Быстрые ноги – вот что ценится в Лиге превыше всего!
Он огляделся по сторонам, явно гордясь собой и требуя всеобщего восхищения за то, что он так быстро и правильно ответил на мой вопрос. То есть это он думал, что правильно, и не он один. Юджин одобрительно хлопнул его по спине, и Мервин с довольным видом развалился не стуле.
Тогда я сказал:
– Нет. Многие парни способны пробежать сорок ярдов за четыре и три, но они не в Национальной лиге, так что дело не в скорости.
Мервин выпрямился, а я повернулся к аудитории:
– Ну, кто поможет Мервину правильно ответить на мой вопрос? Какое качество необходимо каждому хорошему корнербеку, чтобы его пригласили играть в команду Национальной лиги?
Несколько мгновений в аудитории царила тишина, потом студенты начали неуверенно выкрикивать с мест:
– Цепкие руки!
– Физическая сила!
– Острые глаза!
– Быстрая реакция!
– Готовность к жестким контактам с противником!
– Нет, – сказал я. – Все это нужно, но это не главное. – Я снова повернулся к Мервину. – Ну, Мервин, попробуй еще раз.
Он поднял голову, немного сполз по спинке стула и сказал как-то не очень уверенно:
– Хороший корнербек должен быть внимательным и должен уметь слушать…
– Правильно, Мервин. Дион Сандерс был одним из величайших игроков вовсе не потому, что бегал сороковник за четыре и две десятых секунды, а потому, что умел слушать – слушать партнеров, тренера, противника. Вот я и хочу, Мервин, чтобы ты тоже научился слушать – хотя бы на моих занятиях. Надеюсь, ты не против?
