Мне было невероятно трудно держать язык за зубами, но я мужественно молчал все две недели и лишь в пятницу утром, накануне решающего уик-энда, слегка толкнул Мэгги под ребра и прошептал на ухо:
– Вставай, милая, и поскорее собирайся. Наш самолет вылетает через три часа.
Как я и ожидал, Мэгги лишь нетерпеливо дернула плечом и, натянув одеяло на голову, продолжала спать. Я успел принять душ, но она так и не проснулась, несмотря на настойчивый сигнал будильника. Тогда я взялся за край одеяла и рывком сдернул его с кровати. Мэгги вздрогнула и, сев на постели, отчеканила, не открывая глаз:
– Дилан Стайлз, ты отлично знаешь, что сегодня – единственный день, когда я могу выспаться. Убирайся! Оставь меня в покое.
Ее волосы разметались и торчали во все стороны, на левой щеке краснел рубец от подушки. Мгновение спустя она снова рухнула на кровать и, повелительно махнув мне рукой в сторону двери, спрятала голову под подушку.
Пришлось подсунуть билеты на самолет и на шоу под самый нос Мэгги. Это сразу заставило ее проснуться.
Выходные мы провели в Нью-Йорке. «Ривердэнс» мы смотрели с середины третьего ряда, и должен признаться, что наблюдать за выражением лица Мэгги мне было не менее интересно, чем за ирландскими танцорами. На следующий день мы отправились гулять по городу. Разинув рты, мы бродили по улицам, совсем как в фильме «Тупой и еще тупее», гуляли в Центральном парке, побывали на острове Эллис
[33], постояли у подножия «Эмпайр-стейт-билдинг», а потом поднялись на лифте на смотровую площадку на крыше и помахали оттуда статуе Свободы. Мэгги была в восторге – мой сюрприз-путешествие произвел на нее неизгладимое впечатление. Я тоже был счастлив, потому что была счастлива она. Правда, поездка обошлась нам в тысячу четыреста шестьдесят девять долларов, но оно того стоило. Я, во всяком случае, ни о чем не жалел, ни тогда, ни потом, и все же получать счета, которые нужно было как-то оплачивать, было чертовски неприятно.
Вскрыв конверт, я пробежал глазами платежную квитанцию. Судя по цифре, проставленной в самом низу, я расплатился за первые сутки нашего пребывания в Нью-Йорке. Оставалось выплатить еще столько же.
Бросив счет на пол кабины, я завел мотор и включил передачу.
Проехав мимо церкви пастора Джона, я свернул на шоссе с твердым покрытием и, поднявшись на холм рядом с пастбищем Джонсона, пересек железнодорожные пути. До города я добрался как раз в тот момент, когда Фрэнк – владелец «Скобяной лавки Фрэнка» – вешал на двери своего магазина табличку с надписью «Вернусь через 10 минут».
За десять минут можно было успеть выпить чашечку кофе, поэтому я перешел через площадь, купил газету и сел за столик в дальнем углу «Кафе Айры».
Не успел я опуститься на стул, как рядом с моим грузовичком затормозила полицейская патрульная машина, за рулем которой сидел Эймос. Оглядевшись по сторонам, он увидел меня в кафе и ткнул в мою сторону зубочисткой. Через минуту он уже входил в кафе.
– Привет, Айра, – поздоровался он с хозяйкой кафе, которая жарила за стойкой яичницу.
– Привет, сладенький. Посиди немного вон там, с мистером Тихоней, о’кей? Я скоро освобожусь.
Эймос подошел к моему столику и сел напротив.
– Здорово. Ты как здесь?
Я показал ему на закрытую дверь лавки Фрэнка на противоположной стороне площади.
– Мне нужно купить скобы для бороны.
Эймос обернулся через плечо и покачал головой.
– Что, Фрэнк снова повесил свою табличку «Буду через десять минут»?
– Угу. – Я раскрыл газету на финансовой странице.
– Как поживает наша девочка? – спросил Эймос.
– Пока без изменений. Я поеду в больницу, как только наш мистер «Вернусь-Через-Десять» поможет мисс Уайт справиться с ее неотложной проблемой.
– Главная беда этого городишки состоит в том, что здесь всё про всех знают.
– Угу.
Айра подошла к нашему столику и чмокнула Эймоса в щеку.
– Что тебе принести, сладенький?
Приятель посмотрел на меня.
– Мне очень нравится, что она зовет меня «сладенький». – Эймос повернулся к Айре: – Большую яичницу. Добавь три… нет, четыре яйца сверх обычного – сегодня я что-то проголодался. А к яичнице – пару булочек и капельку того отличного меда, который Джордж крадет у соседа.
Высокий парень в белой футболке и болтающихся на бедрах шортах крикнул, обернувшись через плечо:
– Клевета! Это мои пчелы!
– Да, но они собирают мед на соседских цветах! – заорал в ответ Эймос.
– Так он заявил судье! – загремел Джордж. – Но разве я могу отвечать за то, куда летают мои пчелы?! Не могу же я выдрессировать их, чтобы они облетали стороной участок этого придурка!
Эймос заржал, а Айра повернулась ко мне. Она была неотъемлемой частью городка, его достопримечательностью. В этом кафе она работала столько, сколько я себя помнил, и даже дольше, поэтому было ничуть не удивительно, что Айра знала о каждом жителе Диггера всю подноготную. Сказать ей что-либо было все равно, что объявить об этом по радио: через считаные часы ваша новость становилась достоянием всего городка.
Помимо всего прочего, Айра была, наверное, одной из самых колоритных фигур в Диггере. Одевалась она очень ярко, причем вся ее одежда – юбка, блузка, туфли, – все было одного цвета, благодаря чему Айра походила на свежий мазок краски. Сегодня, к примеру, она предпочла желтовато-зеленый цвет, похожий на кожуру спелого лайма.
– Привет, Айра, – поздоровался я.
– Привет, Дилан. Как поживаешь? – Наклонившись, Айра запечатлела у меня на лбу влажный поцелуй. – Как делишки?
– Спасибо, все в порядке, – ответил я, вытирая лоб.
– Выглядишь ты не очень… Лицо у тебя, во всяком случае, такое, словно кто-то помочился в твои кукурузные хлопья, – заметила она с прямо-таки революционной прямотой. Это, впрочем, тоже было особенностью ее характера: Айра терпеть не могла эвфемизмов, к тому же она десять лет была замужем за моряком торгового флота.
– Принеси мне, пожалуйста, кофе и пару булочек, ладно?
– Подождешь минут пять, сладенький? Я как раз достану из духовки очередную партию.
Минут пять или десять мы с Эймосом болтали о всяких пустяках, потом Айра вынесла в зал тарелку с гигантской яичницей и блюдо с дюжиной горячих, исходящих ароматным парко́м булочек. Поставив их перед нами, она налила свежего кофе. Я ждал, что она оставит на столе чек, но Айра только подбоченилась и сказала, глядя на меня в упор:
