В наше самое первое, трехдневное путешествие на плоту, мы по очереди читали друг другу вслух «Приключения Гекльберри Финна». Нашим любимым местом была глава, в которой Гек, сидя на плоту, размышляет, выдать негра Джима бывшей хозяйке или нет. Его слова: «Ну, что ж делать, придется гореть в аду!» – стали нашим девизом.
Как и для Гека, для нас плот стал своего рода территорией свободы. Пока я читал, Эймос валялся на настиле и слушал или пытался курить трубку. Поначалу он кашлял и плевался не хуже «Энвируда», но потом освоился и, кажется, даже начал получать от курения удовольствие. Я почти не курил, но пробовал жевать табак. Увы, привыкнуть к этой дряни я так и не сумел. Стоило мне отправить жвачку в рот, как меня тут же выворачивало наизнанку. Почему, несмотря на это, я продолжал свои попытки, до сих пор остается для меня загадкой. Возможно, в глубине души я был мазохистом. Кроме того, мне казалось, что раз Джоси Уэлс и Джон Уэйн могут жевать табак, значит, и я смогу. Не сразу до меня дошло, что моя жизнь – не кино. Моя жизнь была реальной, и в ней хватало невырезанных эпизодов вроде тех, когда я вынужден был свешиваться с края плота, чтобы не заблевать настил.
Вкратце говоря, мой танец с рекой был далеко не романтичным, чего не скажешь об Эймосе. С моей точки зрения, он сумел подойти к идеалу так близко, как только возможно.
Я проворно натянул первые попавшиеся под руку шорты и схватил свой любимый складной нож, доставшийся мне от Папы, – настоящий «Кейс траппер» с двумя лезвиями и желтой ручкой.
– Давай пошевеливайся, – снова завел свое Эймос. – Вечно мне приходится тебя ждать!
Вскоре мы уже выскочили из парадной двери и направились к амбару. Пинки подстерегала нас у дверей и сразу же попыталась сбить меня с ног, толкнув мощным боком. Она была фунтов на сто тридцать тяжелее меня, и, если бы я не был готов к нападению, мне, пожалуй, не удалось бы устоять на ногах.
Эймос рассмеялся, а я отогнал Пинки.
– Кыш! Пошла прочь отсюда!
– Никогда не видел таких злобных свиней, – заметил Эймос, глядя, как Пинки с хрюканьем бегает вокруг своих отпрысков.
– Сегодня она еще мирно настроена, – отозвался я. – А вообще-то это не свинья, а сам сатана.
«Энвируд» висел на небольшой подставке, которую я сделал для него много лет назад. Честно говоря, мы давно им не пользовались, но время от времени я все же заводил его просто для того, чтобы послушать звук. Сейчас мы погрузили его в тачку – на самом деле это была скорее двухколесная тележка для навоза, но мы предпочитали называть ее тачкой, – и захватили пару жестянок с бензином. Этого количества должно было хватить, чтобы вернуться домой после однодневного путешествия.
Вокруг давно стемнело, но тропинка вдоль кукурузного поля была видна достаточно хорошо. Лунный свет блестел, отражаясь от песка, в высокой траве и еще более высокой кукурузе бесшумно скользили тени, и Блу вприпрыжку бежал рядом с нами.
– Что у тебя с рукой? – спросил Эймос, когда настал его черед катить тачку, и кивком показал на мое предплечье. – Не хочешь показаться врачу?
– А-а, это ерунда, просто… Я перекладывал в амбаре кое-какие вещи, а тут Пи́нки снова выбралась из хлева и как даст мне сзади под коленки!.. В общем, я не слишком удачно упал…
– На твоем месте я бы давно отправил эту тварь в Смитфилд, чтобы из нее там наделали сосисок, только боюсь, она слишком жесткая.
– Вот тут ты прав на все сто, – согласился я.
Примерно через полмили мы вышли к берегу реки – к небольшой укромной бухточке, где мы держали плот. В полнолуние вода всегда поднималась, поэтому вывести его на середину реки можно было без особого труда. Но когда мы стали разбирать ветки – и те, которые сами упали на плот, и те, которые мы на него уложили, чтобы скрыть от посторонних взглядов, – нам показалось, что их было гораздо меньше, чем в прошлый раз.
– Сдается мне, кто-то побывал на борту, – сказал я. – Смотри, веток совсем мало.
Эймос кивнул, задумчиво глядя на плот.
– Иногда человеку хочется побыть одному, – ответил он.
– Так это был ты? И когда ты на нем плавал?
– Примерно месяц назад. Мне надоело сидеть, смотреть, как ты держишь Мэгги за руку, и чувствовать себя бесполезным и никчемным, вот я и решил немного проветриться.
– Понимаю. Я и сам порой чувствую себя абсолютно бесполезным.
Потом Эймос установил мотор и спрятал жестянки с бензином в шалаш. Мы построили его очень хорошо, поэтому внутри было сухо – даже спички не отсырели и прекрасно зажигались. Что ж, когда мы тронемся в путь, это будет очень кстати. Огонь и дым позволяли отгонять комаров и москитов, а в наших местах, откуда было рукой подать до болот Сокхатчи, москиты вырастали до размеров небольшого слона.
Схватив шест, я прыгнул на плот и оттолкнулся от берега. Почти сразу плот налетел на полузатонувшие стволы старых кедров, и Эймос покачал головой.
– Стареешь, Дилан…
Не отвечая, я сильнее налег на шест, и Эймос, стоявший посреди плота, потерял равновесие и едва не полетел в воду.
– Эй, полегче! Если бы я утопил свой пистолет, я бы выколотил из тебя пыль прямо здесь, посреди реки. Для этого мне даже не пришлось бы приставать к берегу.
Я рассмеялся.
– Не такой уж я и старый. Ты, конечно, можешь надрать мне задницу даже сейчас, но сперва тебе придется меня догнать, Мистер-Пончик-С – Сахарной-Пудрой!
Я, впрочем, немного преувеличивал. На самом деле Эймос был в неплохой спортивной форме. Правда, после окончания университета он набрал несколько фунтов – десять или двенадцать, насколько я мог судить, – но это был не жир, а главным образом мускулы. Кроме того, у него начали редеть волосы на макушке, поэтому теперь Эймос брился наголо. Он утверждал, что так ему прохладнее и вообще удобнее – меньше мороки. На самом деле Эймос – очень красивый мужчина (я, правда, никогда ему об этом не говорил), к тому же он следит за собой и проводит в тренажерном зале не меньше четырех часов в неделю. Сейчас, при свете луны, отражавшемся от его выбритой макушки, Эймос напоминал мне чернокожего Мистера Пропера с рекламной картинки, только пониже и пошире в плечах, и я порадовался тому, что мы с ним – на одной стороне.
– Слушай меня, недомерок, я всего-то на десять фунтов тяжелее своего игрового веса, а вот ты… Сколько ты весишь? Фунтов сто семьдесят? – Он окинул меня взглядом прищуренных глаз.
– Сто шестьдесят восемь, – сказал я.
– Я так и думал. Это значит, что ты на тридцать фунтов легче своего игрового веса!
– Возможно, но я все равно могу обогнать тебя на любой дистанции, хочешь – на короткой, хочешь – на длинной, – рассмеялся я.
– Рано или поздно ты мне все равно попадешься, и тогда берегись! – сказал Эймос, поигрывая бицепсами. – Я сделаю из тебя рулет по-каролински.
– По-моему, ты зарываешься, Гуталин!.. – заявил я. – Да и руки у тебя наверняка уже не такие сильные, как когда-то.
