Мы вчетвером всегда будем вместе, и ни один из нас никуда не денется из жизни другого. Такова злая шутка судьбы.
Однажды поздно вечером Архип набрался смелости и показал мне письмо Брыка, написанное им перед операцией. Я вчитывался в две строчки, адресованные мне. И с того самого момента прежний Кит, Кит-который-сдох, как я привык его называть про себя, перестал быть для меня злейшим врагом. Я простил его.
После этого я тайком в одиночку пошел к карьеру и пробрался на баржу. Подошел к плакату с черепом. Откуда-то я знал, что этот плакат принес сюда Кит. Я не знаю, что меня вело на баржу, но думаю, в этом месте осталась капелька того, прошлого Кита. Кита-который-сдох. Почему-то теперь мне больно дается это прозвище. Я положил на пол перед плакатом скрученную из проволоки лису. Не знаю, зачем я это сделал. Наверное, это дань памяти старому Киту. Я с удивлением обнаружил, что здесь, у плаката, уже стоял скрученный хорек. Я улыбнулся.
Я простил Кита, но не перестал видеть в ночных кошмарах его холодные стеклянные глаза. В своих снах я заново переживал всю прошлую боль. Боль от горящей палки, боль от тупых тяжелых ботинок, боль от ломающихся костей, от всей этой прошлой грязи и всего унижения.
Мне не передать всего ужаса, который снова и снова сковывал меня по рукам и ногам, когда, играя с Китом, я каждый раз натыкался на эти же самые глаза. Большие, холодные и почти белые. Каждый раз страх быстро отступал, когда до мозга доходило, что эти глаза теперь принадлежат совсем другому человеку.
Я до конца не понял, как отношусь к Архипу. Архип перестал быть мне врагом, но я так и не понял, стал ли он мне другом во второй раз. Мы все держимся друг возле друга, но порой каждому из нас это дается очень тяжело.
Тогда, на холме, смотря на вращающийся самолет, я думал о том, что мы выиграли битву, но не войну.
А война… А что – война?
Ее не будет. Война заканчивается, когда парни вроде нас становятся чуточку взрослее.
КОНЕЦ
