Я рисую голубые волны, накатывающие одна за другой, воздушную пену на гребне.
За то время, что я видел Ханну, пока мы были «врагами», она почти не говорила, и я не знал, какие мысли у нее в голове и есть ли они там вообще.
Но мне бы очень хотелось, чтобы мысли у нее были. Нормальные мысли. А не вся эта вязкая серая спутанная муть, которая обычно хранится в девчачьих башках и выходит на поверхность через размалеванный дешевой помадой рот.
Мне нравилось, что она не красится помадой. Мне нравилось в ней все, что отличало ее от чертожских девчонок, которых я не переваривал. Ее губы были обветренными, и почему-то мне это тоже понравилось.
Каждый раз, когда я видел ее, чувствовал в кишках приятное трепетание. Наверное, это звучит не очень поэтично, но говорю, как есть. Я не знал тогда еще, любовь это или нет, но с животом определенно что-то происходило при ее появлении.
Видя ее, преследуя ее, наблюдая за ней, впервые я задумался о том, что у меня может быть девчонка. У Архипа было много девчонок, даже иногда бывало несколько сразу, в каждом районе по одной.
У всех нормальных парней были девушки. Неужели у меня тоже могла быть? Неужели я все-таки мог приблизиться к нормальности?
«Дурак. Какой же ты дурак, Кит. Глупый и наивный мальчик, – я выдергивал себя из воображаемого мира. – Такие девушки, как Ханна, гуляют с хорошими парнями. От хороших парней за версту воняет дорогим парфюмом и дешевой романтикой. Чем воняет от тебя, Кит? Кровью повешенных котов? Сожженными машинами? Разбитыми стеклами, выбитыми зубами? Паленой кожей, дохлыми крысами? Чем же? Забудь о ней, Кит… Эта девчонка – она для нормальных, здоровых, хороших парней. А ты – больной злой ублюдок. Нормальность – это не ты».
Но мой внутренний голос все-таки был не прав. Не знаю почему, но Ханна выбрала меня. Она стала моей девчонкой.
Девчонка. Моя девчонка – это звучит безумно круто.
Это слово «моя» придает какую-то особую изюминку. Наверное, это работает только в том случае, если у вас что-то появляется в первый раз. Так в детстве, когда родители покупают нам первый велосипед, мы гордо произносим: мо-о-ой велик, растягивая «о». Или в будущем, когда у нас появляется первая машина или первая квартира, мы с гордостью говорим «моя-я-я тачка», «моя-я-я квартира». Но все равно «моя-я-я девчонка» звучит намного, намного круче.
Я рисую в волнах довольного синего кита. Кит улыбается и выпускает вверх фонтанчик воды.
Вот-вот за мной должны приехать Архип и Шип, которые увезут меня в больницу. А утром будет операция.
Я почти уверен, что операция не пройдет удачно. Почти уверен, что умру. Умру в свои восемнадцать лет. Сейчас я думаю, что всем от этого будет легче – ведь из-за меня все они – мама, Архип, Ханна – страдают. Из-за меня их киты бултыхаются в воде и не могут взлететь. Из-за меня Ханна и Архип не смогут осуществить свои мечты, а мама – не сможет начать жизнь с чистого листа…
Я топлю их. Держу под водой.
С сегодняшнего дня я провозглашаю себя символом чужой мечты. И теперь я просто обязан воспарить в небо.
Меня зовут Кит. Кит с большой буквы.
И сегодня заканчивается история обо мне.
Глава 12. Ханна
Я полюбила Берлин. Это город, в котором всегда что-то происходит, везде движение и жизнь.
Kreuzberg – самый неформальный и хипповый район города, и знали бы мои дорогие правильные родители, куда они селят свою дочь, – никогда бы этого не делали.
Внешне Kreuzberg неоднороден. Здесь можно найти много тихих и уютных мест, но также много и динамики – Kreuzberg кишит старыми фабричными зданиями, переделанными в бары и клубы.
Расписные стены – изюминка этого района.
С точки зрения архитектуры, Kreuzberg, да и сам Берлин, вызывает мало интереса: здания простые и не особо красивые, но сколько обаяния здесь из-за граффити, наполняющих весь город!
Разрисованные дома очень напоминают мне Лоскутки.
Тематика рисунков самая разная – от политических до абстрактных психоделических.
Канал с набережной, парк, Берлинская стена, настенные рисунки и марихуана составляют особенность нашего района.
За Берлинской стеной находится парк, который наводнен мамашами с детьми, а также чернокожими ребятами, торгующими травкой. Под деревьями запрятаны закладки с товаром.
По дороге на учебу за нашими домами в теплое время года разбивается целый палаточный городок хиппи – постоянные клиенты чернокожих ребят. Мой Диди тоже частенько гоняет в парк, чтобы потом расслабиться после тяжелого учебного дня.
Сейчас поздняя осень, веет прохладой и приближающейся зимой, и палаточный городок заметно поредел.
Мы с Диди и Лулу расселись в кожаных креслах нашего любимого кафе Wendel, прямо у окна во всю стену. Мягкий сиреневый свет совсем не напрягает, а, наоборот, действует успокаивающе. Голые белые стены все исписаны черными и красными надписями, снаружи вход в кафе тоже изрисован.
Уже очень поздно, но мы все еще сидим, уткнувшись в ноутбуки. Стол заставлен пустыми кофейными чашками.
Я настолько устала, что глаза у меня закрываются и мне хочется вставить в них спички.
Диди похрапывает на моем плече, а мы с Лулу не сдаемся – на днях выступление с презентацией!
Тему мы выбрали сложную – «Социокультурная коммуникация в современном мире». Разбили ее на три части. Я отвечаю за «СМИ как коммуникативное управление», Лулу занимается темой «Место различных типов рекламы в социокультурном пространстве», а Диди взял себе самую сложную – «Рекламная деятельность как знаковая символическая коммуникация». При этом Диди бесстыдно храпит.
– Диди! Хватит спать на мне! Ты пачкаешь меня слюнями!
Я слегка толкаю его. Он просыпается и сонно смотрит на меня.
– Прости, Ханна! – Он с тоской заглядывает в свою пустую чашку и возвращается к экрану.
Вообще-то, полное имя Диди – Джерд, это очень красивое имя, оно означает «храброе копье». Не знаю, зачем он всем представляется как Диди, думаю, не хочет показывать свое настоящее лицо. Вся суть этого парня заключается как раз в этом: в душе он – Джерд, но на людях ведет себя как полный Диди.
Диди – большой фанат необычных очков. Его любимые – круглые с двойными стеклами: один слой прозрачный, второй – солнцезащитный. Они открываются в сторону и напоминают ушки Микки-Мауса. Поскольку в институте совсем не нужна защита от солнца, Диди ходит с такими «ушками» постоянно. Помимо этих, у него имеется еще пар десять экстравагантных очков всевозможных форм и цветов. Диди очень напоминает мне моих чертожских друзей – всю компанию; возможно, это и стало причиной нашей тесной дружбы.
Лулу – кузина Диди. Я настороженно отношусь к дружбе с девчонками, опасаюсь этого после того, как обожглась на дружбе с Ирмой. Но Лулу совсем другая. Она совсем не злая и не вредная, а энергичная, заводная, поддержит любую, даже самую сумасшедшую, идею.
