«Сводки Сиэтла» – помолвка Теодора Брэкстона и Сони Нордстром.
Все сливки общества Сиэтла, все хипстеры, законодатели мод и высоких технологий прошлой ночью собрались в Ситауне, у Тома Дугласа. Город еще не видел события круче – все желали взглянуть на человека, которого журнал «Тайм» провозгласил «лицом будущего», и его будущую жену, исполнительного директора семейного бизнеса Нордстромов, дочь олигарха Джона Нордстрома. Молодые люди познакомились по стечению обстоятельств – она случайно заняла его место на матче «Маринерс»
[12]. Они шутят, что, наверное, лишь они одни в целом мире благодарны команде за прескверную игру.
«Нью-Йорк пост», с. 6.
Судя по всему, «лицо будущего», самый популярный гендиректор, страстный в работе (и не только!), снова свободен. Недавние проблемы со здоровьем плохо сказались на нем, и теперь невеста не скажет «В.А.У.»! Полагаем, как бы он ни умолял, отец девушки не позволит Брэкстону вернуться, невзирая на свою весьма лояльную политику возврата.
* * *
– Вот чем мы займемся, – говорит Ванесса, когда мы уже сидим у меня дома, насмотревшись на чужие внутренности; я долго не могла отвести глаза от человеческого сердца, думая, сколько еще сердцебиений нам всем отпущено.
Пока она говорит, я тихонько закрываю ноутбук – я совсем не собиралась гуглить Теодора. Вообще я ловлю себя на том, что в последнее время слишком часто думаю о нем, о том, что он делает, думает ли обо мне, ждет ли, когда я отвечу на его письмо и восстановлю нашу прерванную связь. Я медленно подталкиваю ноутбук в угол, словно пытаясь спрятать, словно, убрав лицо будущего из поля зрения, я смогу выбросить его из головы. Ванесса встает со стула, насыпает себе в тарелку хлопья. Никки, полностью сосредоточенный на телевизоре, подает голос с дивана:
– Можно мне тоже?
– Вот чем мы займемся, – повторяет Ванесса, насыпая вторую тарелку. – У меня есть своя теория – теория противоположностей.
– Типа, противоположности притягиваются? Эдакий психоанализ моих взаимоотношений с Шоном? Тогда сразу же тебя огорчу. Мы – не противоположности.
– Мои мама с папой были противоположностями, – говорит Никки, оторвавшись от экрана. – Во всяком случае, она так говорит. Еще говорит, они всегда учились друг у друга, – он отводит взгляд; вспышка сентиментальности уходит так же быстро, как и пришла.
– Это очень мило, Никки, – говорю я. – Я не знала твоего отца, но, судя по всему, он был по уши влюблен в твою маму.
Он не отвечает, уже погруженный в какой-то фильм – персонаж на экране втягивает кокаин, а затем резко бьет в нос другого персонажа, который падает мертвым. Не сказать, чтобы этот фильм очень уж подходил Никки по возрасту.
– Нет, моя теория противоположностей не имеет ничего общего с тобой и Шоном. Она заключается вот в чем: что, если мы будем вести себя прямо противоположно советам твоего отца? Например, каждый раз, услышав внутренний голос, поступать наоборот?
– Ты знаешь, что мой внутренний голос просто ужасен.
– Я знаю. Поэтому из тебя получится идеальный соавтор. – Она протягивает мне коробку хлопьев, я беру небольшую горсть. – У тебя нет никаких исходных данных, ты не знаешь, на что способна. Тому виной, конечно, твой папочка. Но мне кажется… мне кажется, пора перестать во всем винить его.
– Я его не виню. Просто такова моя жизнь.
– Господи, вечно ты все портишь, – говорит Ванесса. Она имеет полное право это говорить, потому что знает меня с восемнадцати лет и потому что так оно и есть.
– Кстати, я читал книжку вашего отца, – заявляет Никки. – Неужели столько народу ведется на это дерьмо?
– Никки, не надо говорить «дерьмо», – замечаю я. – Ты читал его книгу?
Он отвечает не сразу – происходящее на экране интересует его значительно больше (наркобарон расстреливает семерых азиатов, ворвавшись в их поместье в Барбадосе), но когда все действующие лица уже барахтаются в лужах собственной крови, наконец говорит:
– Да. Мне психолог дал. Думал, поможет разобраться во всем этом дерьме – ну, по поводу моего папы.
Ванесса жует хлопья.
– И помогло? – спрашиваю я.
– Сами-то как думаете? Я же не совсем тупой, чтобы вестись на такую хрень.
– Многие умные люди верят в его теорию.
Ванесса закатывает глаза.
– По-моему, чем человек тупее, тем проще ему проглотить подобную философию.
– Да ладно вам! В его книге много научного. – Я наконец нахожу кружку, наливаю в нее воды и заказываю микроволновке чай; та пищит и оживает.
– Гораздо меньше, чем ты думаешь, – говорит Ванесса. – Ты давно ее читала? Смиритесь с бездействием! Следуйте плану Вселенной! Конечно, у него в подчинении находилось несколько лабораторных крыс, конечно, он на протяжении многих лет исследовал несколько несчастных крысиных поколений – но на этом все… я хочу сказать, трудно поспорить с тем, что никаких случайностей не существует.
– Потому что нельзя опровергать опровержимое, – говорит Никки. – Видите, я не тупой.
Ванесса подбегает к Никки и сжимает ему щеки.
– Ах ты мой маленький протеже! – Она тискает его, пока несчастный наконец не высвобождается, делая вид, что возражает против ее телячьих нежностей. – Никки прав, в этом и заключается моя идея. Книга твоего отца сводится к одному – плыть по течению, и пусть река жизни сама несет тебя.
– Не сворачивать влево, когда уже свернул вправо, – добавляет Никки.
– Так что давайте сворачивать вправо. Я буду говорить вам, когда куда повернуть, – предлагает Ванесса.
– Что-то я не понимаю… – по всей видимости, тупая тут я. Не могу не признать, что никогда особенно не вчитывалась в эту книгу. Какой смысл? Я жила с этой теорией, я на ней выросла. Книга не рассказала бы мне ничего нового.
– Теория противоположностей, – от волнения голос Ванессы набирает децибелы. – Мы опровергнем его теорию бездействия, докажем, что не «все будет так, как будет» и не «все имеет свои причины», потому что мы пойдем вразрез со всей этой философией. Мы будем идти по натянутой проволоке, по тонкой проволоке, и наша жизнь наконец станет полной жизнью!
Я покусываю нижнюю губу. Мне не очень нравится, когда жизнь становится полной жизнью. Я предпочитаю спокойствие, довольство, уют. Я же ведь Швейцария, в конце-то концов!
– Я знаю, ты хочешь сказать – нет, – говорит Ванесса. – Именно поэтому тебе нужно сказать – да. Начни опровергать его теорию. Рискни. Уилла Чендлер-Голден, рискни выйти за рамки, победить свои инстинкты, изменить свою жизнь, делая выбор, который ты в любом другом случае не сделала бы.
– Я не знаю… – я обгрызаю заусенец на большом пальце.
