Опять-таки представители скандинавской расы находились здесь на халколитической стадии культуры. В самых древних захоронениях преобладают оружие и орудия труда из камня, кремня и кости, но почти везде находят маленькие изделия из чистой меди, многие из которых, очевидно, являются привозными. Серебро также было широко распространено – оно здесь встречается чаще, чем где-либо еще в Европе в тот период времени; золото встречается только в долине Кубани. Конечно, изделия из металла находятся в меньшинстве по сравнению с другим инвентарем, за исключением Прикубанья. Среди инструментов, наряду с плоскими кельтами из кремня или меди, заслуживают особого упоминания костяные пробойники и четырехугольные медные шила. Тот набор вооружения, который находят в Южной России, близко соответствует тому, которым должны были обладать индоевропейцы. Шлифованные топоры из камня или меди (peleku) встречаются чаще всего, некоторые из них, очевидно, были привезены из Месопотамии. Наличие кремневых наконечников стрел указывает на знакомство с луком. Были широко распространены кремневые и медные наконечники, которые, особенно медные, могли крепиться к концу длинного шеста и использоваться как наконечники копий. К ним также могли приспособить короткую ручку и в таком случае использовать в качестве кинжалов – вспомним изменения значений между санскритским словом saru – «копье» и готским hairus – «меч».
Рис. 26. Серебряный сосуд из Майкопского кургана, на котором представлено изображение лошади Пржевальского и других животных на фоне кавказского пейзажа
Это соответствие между данными лингвистики и археологии само по себе производит сильное впечатление, но мы могли бы пойти еще дальше. Данные филологии предполагают наличие контактов между неразделенными индоевропейцами и шумеро-аккадцами. Находки из степных курганов несут на себе несомненный отпечаток месопотамской цивилизации, в создании которой шумеры играли ведущую роль. Самые ранние типы металлических изделий из Юго-Восточной России – вогнутые долота, наконечники копий, шлифованные топоры – больше всего напоминают азиатские типы, но при этом отличаются от египетских, минойских или западноевропейских образцов. Это предполагает, что металл достиг степи из Месопотамии, а мы уже знаем, что одно индоевропейское слово для обозначения меди происходит из шумерского языка. Кроме того, индоевропейское слово для обозначения топора было заимствовано из того же источника. Не только медные топоры из Южной России сходны с теми типами, которые использовали шумеры с 4-го тысячелетия до н. э., но и в одном из погребений близ Майкопа (Прикубанье) был найден боевой топор, по форме напоминавший мотыгу с лезвием, расположенным под прямым углом к отверстию для ручки (рис. 27, 2). Это оружие, бесспорно, было привезено из Месопотамии, так как подобный тип не встречается больше нигде, кроме как в долине Тигра и Евфрата, где оно применялось приблизительно с 3500 до 1100 год до н. э. Более того, в погребениях с охрой также находили глиняные статуэтки обнаженных женщин, хотя и чрезвычайно редко; они имеют несомненные черты сходства с изображениями богини Иштар, найденными в Ашшуре и в других местах Месопотамии. Высказывалось предположение, что ее божественное имя созвучно индоевропейскому слову для обозначения «звезды» (ester), а идеограммой для обозначения Иштар в Вавилоне служила звезда. Таким образом, связи с Месопотамией, постулируемые филологией для индоевропейцев, как выясняется, были реальностью для ранних кочевников юга России.
С другой стороны, если мы соглашаемся с Покорни, что слово ayos – «медь» произошло от названия Alasya и указывает на связь между индоевропейцами и эгейскими народами, свидетельства такой связи пока не обнаружены на юге России. По крайней мере, более поздние погребения с охрой возле устья Дона подражают по форме «катакомбам» (разновидность погребальных сооружений), которые использовались в бассейне Эгейского моря в 3-м тысячелетии до н. э. и содержат украшения типа фаллических бусинок, что служит доказательством существования торговли с Кикладами. Наконец, признанную связь между индоевропейцами и финно-угорскими народами можно точно так же легко объяснить с помощью южнорусской гипотезы, как и с помощью скандинавской. Дело в том, что тот же самый охотничий народ, который жил в Швеции, был широко распространен и в Центральной России, и есть множество свидетельств контактов между этими двумя областями. С одной стороны, грубая керамика, характерная для северного лесного пояса, простирается на юг до границы со степью, а с другой – мы находим ту же самую керамику в Центральной России, причем там она встречается совместно с кинжалами, медными топорами и статуэтками вавилонского типа – они могли туда попасть только с юга, через степь.
Можем ли мы безоговорочно назвать этот «неолитический» степной народ индоевропейцами, или же они были только одной из его ветвей, как настаивают германисты? Профессор Майрс, профессор Хаддон и Пик склоняются к первой гипотезе, не предлагая при этом весомых доказательств и не опровергая взглядов своих оппонентов. Их тезис явно подразумевает, во-первых, существование донеолитического населения на юго-востоке России и, во-вторых, что это население заимствовало или смогло самостоятельно развить все достижения неолитической цивилизации, описанные в предыдущих параграфах, и при этом рассылать во все стороны переселенцев, которые приносили с собой ее достижения в остальные уголки Европы.
Первый из этих пунктов еще можно принять. Пик предположил, что народ, оставивший после себя погребения с охрой, является потомком солютрейцев, которые охотились на лошадь в Западной Европе в позднем палеолите. Солютрейская стадия палеолита хорошо представлена на Украине, точно так же как и на Кавказе. И хотя убедительных аналогий более поздней стадии палеолита, представленной во Франции магдаленской культурой, там пока не найдено, свидетельства того, что южная равнина Европы была заселена человеком с самых ранних времен, быстро накапливаются. Мало того что это предполагает переселение с востока, постулируемое некоторыми авторами, чтобы объяснять появление культуры маглемозе на побережье Балтики; есть еще неоднозначное свидетельство переселения людей с той же самой территории и в еще более раннее время, которое примерно соответствует последней стадии охоты на северного оленя во Франции. Самые ранние образцы ручной работы, обнаруженные в Скандинавии, включают в себя миниатюрные наконечники стрел из кремня. По своей форме и технике обработки они весьма отличаются от микролитов Западной Европы, но они характерны для самой ранней микролитической культуры, поселения которой находят на дюнах Малой Польши. Следовательно, подобная каменная индустрия попала в Скандинавию с востока еще во времена, предшествующие появлению здесь культуры маглемозе. Продвигаясь далее на запад, она достигла побережья Йоркшира одновременно с культурой маглемозе. Скорее всего, часть населения из юго-восточной равнины двинулась вслед за последними ледниками. Следовательно, это население должно было обосноваться в Польше, что уж говорить про более пригодные для жилья области Южной России. Кроме того, другие миниатюрные изделия из кремня были обнаружены на берегах Десны, Днепра, Дона, в Крыму и в киргизской степи. Последние находят аналогии с микролитами тарденойзианской культуры во Франции (которая является переходной эпохой между палеолитом и неолитом), но ввиду аналогов в Месопотамии, Индии и даже в Монголии ее можно выделить в отдельную группу.
