Иногда была необходима Вероника Гиди. Сыну: «Прибавь сюда расходы на две поездки г-жи Гиди (гостиница)… и две поездки Изабель и получишь 1700 франков». Откуда деньги? Дюма и Поль Мерис написали по роману «Асканио» пьесу «Бенвенуто Челлини», постановка с Изабель в главной роли в «Порт-Сен-Мартене» 1 апреля, довольно успешно. Имени Дюма на афишах не было, деньги ему передавались «черным налом» через сына. На это и жил, а больше в кредит. Многие изгнанники были бедны и одиноки — Дюма открыл у себя столовую, полтора франка за обед, убытки, зато весело; впрочем, гостей он едва видел, поздоровавшись, убегал писать. А общество отборное: Гюго, Этьен Араго, Тьер… Ноэль Парфе (1813–1896), участник революции 1830 года, в 1849-м избранный депутатом, автор политических сатир, переводчик Крылова, приехал с женой и детьми, жить негде, Дюма поселил его у себя и нанял секретарем. Это был его первый толковый секретарь: заботился о гонорарах, вместе с Хиршлером улаживал долги и, само собой, переписывал тексты — а их было море помимо мемуаров.
«Графиня де Шарни» прервалась — не было очередного тома Мишле, но Дюма уже сам стал Мишле и писал по его методу исторические хроники: «Последний король французов» (издательство «Суверен», 1852) — об этой книге Гарнетт говорил, что она «беспощадно точна», и еще более монументальный труд «История двух веков, или Двор, Церковь и Народ с 1650 года до наших дней», охватывающий период от «Людовика XIV» до «Последнего короля» (издательство «Дюфур и Мюла», 1852–1854). Помогал в работе (немного) Поль Лакруа. Но историком Дюма все равно не считали. Может, и сочли бы, если бы он не писал романов. А их ждали во Франции (публикация «Мемуаров» вернула популярность) и были готовы издавать в Бельгии. Но о чем писать, если рядом нет Маке? Брюссельский издатель Анри рекомендовал повесть фламандца Г. Консьянса «Новобранец», автор разрешил перевести, Дюма написал роман, перенеся действие в Вилле-Котре. Печатался он в «Родине» под обещанным названием «Бог и дьявол», потом издавался как «Добро и зло» и, наконец, как «Консьянс блаженный»: простодушного паренька в 1813 году забрали в солдаты, он ослеп от взрыва, невеста его нашла, и он стал чуть-чуть видеть, но они разорены; тут через Вилле-Котре проезжает Наполеон и осыпает их деньгами. В пику племяннику хотелось написать что-нибудь хорошее о дяде.
1 апреля Дюма рискнул приехать в Париж на премьеру «Бенвенуто Челлини», а по возвращении неожиданно получил выгодный заказ из Италии. Шарль Перрен, издатель из Турина, просил историю Савойской династии, правившей Сардинским королевством. Сейчас там правил Виктор Эммануил II, популярный, стремившийся объединить Италию. Дюма работал четыре года и написал труд в две тысячи страниц на итальянском языке. Отношения между итальянскими государствами и Францией были напряженными, он старался их примирить: «Италия и Франция — сестры: несмотря на различие их политических институтов, красота их небес, плодородие земель и прежде всего дух их обитателей создают между ними благородные отношения, которые не под силу разрушить ни правителям, ни предрассудкам…» Текст публиковался в Турине с 1852 по 1856 год как «Савойский дом с 1555 по 1850, исторический роман Александра Дюма», а во Франции был переведен и издан лишь в 1998–2001 годах как «Королевский Савойский дом». Перрен потребовал переписать некоторые главы, показавшиеся ему обидными для короля (Дюма писал, что тот был незаконнорожденным, не видя в этом дурного), но платил щедро. 12 июня началась процедура урегулирования долгов, деньги появились, Хиршлер был усерден и честен; Дюма стал регулярно наезжать в Париж, убедившись, что ему ничего не грозит ни от кредиторов, ни от властей. Писал дочери; «Я уехал от тебя, родная, в немного расстроенных чувствах… Несколько дней кряду у меня не клеилась работа, и я не представлял себе, где раздобыть денег. Но все обернулось к лучшему; и я даже надеюсь, что смогу завтра выслать вам тысячу франков и столько же привезти с собой, не сказав никому ни слова об этом. Из денег, что я пошлю тебе завтра, надо немного дать столяру и слесарю… Наши дела идут чудесно. С г-жой Дюма покончено. Теперь мы можем рассчитывать на соглашение. У нас будут деньги, может быть, много, и мое дорогое дитя в первую очередь получит все, что только пожелает»; «Я возвращаюсь с г-жой Гиди. Если портрет Изабель в моей комнате, прикажи его убрать».
Он ездил еще на выходные с Гиди в Италию, на курорт Экс-ле-Бен, в Баден-Баден и успевал писать одновременно пять-шесть толстенных книг, причем без соавторов. Клод Шопп видел рукопись романа «Паж герцога Савойского»: «полностью его собственным почерком, 150 000 слов, почти без помарок и знаков препинания». Не менее удивительна работоспособность Парфе, который все переписывал в нескольких экземплярах — мемуары выходили во Франции, Бельгии, Германии, Англии и США. Парфе вспоминал, как работали: Дюма писал с нечеловеческой быстротой часами подряд, готовую страницу, не перечитывая, кидал Парфе; через несколько часов ложился на стоящую в кабинете кровать, спал 15 минут, вскакивал и опять работал.
В июле вышли послабления для некоторых изгнанников. Жирарден и Тьер вернулись; президент начал заигрывать с Тьером, приглашая его на балы. Гюго же уехал 1 августа на остров Джерси. Эмигранты устроили прощальный банкет в Антверпене, Дюма провожал до парохода. Отношения стали совсем благостными. В «Созерцаниях», поэтическом сборнике Гюго, Дюма посвящено стихотворение: «Ты вновь займешься блистательным трудом своим несчетным…» Труд был и впрямь несчетен. Вдобавок к начатым многотомникам Дюма написал для издательства «Кадо» рассказы о кораблекрушениях: «Бонтеку», «Капитан Марион», «Юнона» и «Кент». Вел переговоры с Нервалем, тот предлагал писать либретто для оперы Мейербера «Царица Савская», заключили договор, но Дюма разругался с композитором. И еще новая амбициозная затея, ради которой он бросил даже Великую революцию, хотя книгу Мишле получил.
Из романа «Ашборнский пастор»: «Мне казалось, что писатель, который взялся бы за вымысел о Вечном Жиде… воплотил бы в бессмертном носителе проклятия прогресс человеческого разума… такой писатель сотворил бы прекрасную книгу… где стиль менялся бы в соответствии с эпохами. И, шагая все увереннее, я говорил себе: „А почему я сам не сочиняю эту книгу? Кто мне в этом мешает? Кто этому противится? Разве Господь не даровал мне необходимое воображение и поэтическое чувство?“» Атенору Жоли, редактору «Родины»: «Что Вы скажете насчет огромного романа, который начинался бы во времена Иисуса Христа и заканчивался бы с последним человеком на свете?.. Это покажется Вам безумным, но спросите у Александра, который знает это произведение от начала до конца, что он о нем думает». Моисею Мийо, владельцу «Родины», перекупившему «Конституционную»: «„Исаак Лакедем“ — главное творение моей жизни… Мне хотелось бы, чтобы вы разъяснили читателям, что я предлагаю книгу, подобной которой не существует ни в одной литературе мира… Я могу утверждать, что за двадцать лет, пока я ее обдумывал, она достигла в моей голове такой степени зрелости, что теперь остается лишь сорвать плод с дерева воображения». Поль Лакруа потом утверждал, что все было не так: это он придумал идею, и действительно сохранился план, написанный на пяти страницах рукой Лакруа, вот только Дюма ему не следовал. Более вероятно влияние социалиста и атеиста Эдгара Кине, автора романа «Агасфер», — тут немало сюжетных заимствований, и другого изгнанника, Альфонса Эскиро, опубликовавшего «Евангелие от народа»; с обоими Дюма в Бельгии познакомился близко. Но заимствования не так велики, чтобы говорить о плагиате.
