Толпа на берегу рассеялась, и теперь Сильвии стало страшно от одиночества. Она должна вернуться в полицейский участок, но не для того, чтобы найти служителей закона. Сильвия уже знала, что это бесполезно. Она в последний раз бросила отчаянный взгляд на море и отвернулась.
Она старалась идти как можно быстрее, поддерживая сломанное запястье правой рукой. Каждый шаг доставлял ей мучения. Хорошо, что в домах кое-где горели огни, разгоняя тьму. Наконец молодая женщина увидела знакомую надпись: «Астиномия. Полиция».
Она в страхе с трудом поднялась по лестнице. Дверь наверху оказалась открытой.
В первом помещении ничего не изменилось, но внутренняя дверь была заперта. Решетка, которую она не заметила в первый свой приход сюда, была задвинута в стену.
— Жан-Люк! Жан-Люк! — позвала Сильвия срывающимся голосом. — Жан…
Дверная ручка легко подалась, дверь открылась. Две кровати стояли на своих местах, как вчера вечером. Серые одеяла подоткнуты под матрас. Вентиляционная решетка привинчена. Никаких признаков того, что в комнате кто-то спал этой ночью, Сильвия не обнаружила. Как и следов мужа. Она заглянула под кровать — нет ли там ключей от машины, его зубной щетки… чего угодно. Все свидетельства того, что молодые супруги провели ночь в этой комнате, исчезли. Они словно никогда и не были здесь.
Адреналин подстегивал Сильвию. Она была уверена: надо немедленно бежать отсюда. Однако путь до главной дороги занял у нее в два раза больше времени, чем день назад.
Джип, конечно, стоял запертым. Но все равно бензина в баке не было. Около четырех часов утра мимо проехал грузовичок, однако не остановился. Водитель, вероятно, был пьян. Сильвия, отчаявшаяся, парализованная ужасом, сидела на обочине, ее запястье и колено пульсировали от боли. В какой-то момент она залезла в карман и обнаружила, что ее обручальное кольцо выпало где-то по дороге. Когда рассвело, проезжающий фермер сжалился и решил подбросить застрявшую на шоссе туристку. Он понял только, что у нее проблемы с машиной и сломана рука.
Грек не знал ни слова по-французски и по-английски, но молчание вполне устраивало Сильвию. Он довез ее до ближайшего города, что находился в пятидесяти километрах от этого места.
Доктор в больнице свободно изъяснялся на французском. Правда, несчастная женщина впала в истерику, и понять ее на любом языке было затруднительно, но ей кое-как удалось рассказать свою историю. Вокруг собрался весь персонал, доктор, знавший французский, переводил, некоторые из слушателей кивали. Они, по крайней мере, поверили ей. В этой части Греции и вправду ходили слухи о той деревне. Поговаривали, что в прошлые времена ее жители в пасхальную субботу имели обыкновение вешать какого-нибудь преступника. А кое-кто знал и о том, что традиция возродилась. Жан-Люк и Сильвия оказались не в том месте и не в то время. Иными словами, они, сами того не ведая, нарушили один из драконовских, хотя и неписаных, законов деревни. Они пришли незваными гостями…
© amlet/Shutterstock (жженая бумага) © Victoria Hislop (окно)
Не обнаружилось ни тела, ни улик, не было и свидетельских показаний в подтверждение слов Сильвии. Молодая женщина, к собственному ужасу, вдруг сама оказалась под следствием. Все говорило против нее. Даже факт потери обручального кольца — всего через несколько дней после свадьбы! — наводил на мысль, что между супругами вышла страшная ссора, которая и объясняет травмы Сильвии. Полиция деревни и местное население сплотились против француженки. В конечном счете только отсутствие трупа не позволило доказать, что было совершено убийство.
Греческая пресса некоторое время писала об этом случае, но после суда историю быстро забыли. А вскоре в витрине пантополейона между расческами и часами «Патек Филипп» с треснутым стеклом появились два простых обручальных колечка.
Кровь стыла у меня в жилах, когда я припоминал, как обедал в ресторане с видом на ту самую гавань, а ночью мне приснился кошмарный сон с участием Жан-Люка.
Итак, через несколько дней, проведенных в этом уютном и недорогом отеле, я решил снова тронуться в путь. Путешествие длилось уже девять месяцев и несомненно пошло мне во благо — я думал о тебе все реже, — однако другие заботы начали одолевать меня, прежде всего финансовые. Нужно было подготовиться к дальнейшей жизни в Лондоне. Впрочем, в запасе оставалось немного времени, и пока я отмахнулся от всяких тревожных мыслей. Сначала мне хотелось отпраздновать Пасху — возможно, чтобы выбросить из головы историю о Сильвии и Жан-Люке. В конечном счете я встретил этот важный религиозный праздник в горной деревне, где меня приютили на несколько дней совершенно чужие мне, но очень гостеприимные люди. Я собственными глазами видел сжигание чучела Иуды, разделил с ними пасхальную трапезу из магирицы (суп из потрохов ягненка) и до трех часов ночи слушал деревенских музыкантов.
Местечко это находилось рядом с Фермопилами, где в эпоху Античности произошло знаменитое сражение: три сотни греков сдерживали натиск стотысячной армии персов (а некоторые историки считают, что персов было гораздо больше). Я поставил машину на пустую парковку у громадного монумента. Меня тронул этот памятник выдающемуся подвигу, пусть он и был совершен две с половиной тысячи лет назад. На постаменте великолепной статуи царя Леонида с копьем в руке начертаны слова: «Молон лавай!» — «Приди и возьми!» Так он ответил на требование сложить оружие — бескомпромиссно и впечатляюще.
Пока я любовался монументом, подъехала машина. Из нее вышла пожилая пара — должно быть, чуть за восемьдесят. Оба были невысоки, как и большинство людей их возраста, и очень элегантны, что контрастировало с их старенькой побитой «тойотой». Старик прикоснулся к шляпе, приветствуя меня, и мы втроем принялись разглядывать силуэт Леонида на фоне кроваво-красного неба. Старик повернулся ко мне и начал говорить:
— Филе му, егуме акоми сто ема мас тин андистаси. Еци, аллосте, егазе ти зои ту каи о адерфос му. Капии апо емас дев…
Мне понравилась эта его страстная речь, но следовало сказать ему, что я иностранец и понимаю далеко не все.
— Простите, простите, мой друг! — заулыбался он. — Я говорил, что сопротивление до сих пор у нас в крови! Так погиб мой брат. Некоторые из нас никогда не сдадутся немцам.
Возможно, мемориал в Фермопилах до сих пор трогает сердце именно потому, что враги постоянно превосходили маленький греческий народ численностью и вооружением. До сих пор сильны воспоминания о неравной борьбе с османскими и гитлеровскими захватчиками. Неудивительно, что имена героев, подобных отважному Леониду, вошли в легенду. Сегодня многие греки считают, что страна до сих пор находится под гнетом Германии, и хотя они имеют в виду экономическую зависимость, желание сопротивляться велико.
