Прожив почти два месяца в этой деревне, я вчерне написал половину книги и, невзирая на протесты Элени и Орестеса, решил, что мне пора ехать дальше. Элени очень переживала, ибо мечтала познакомить меня со своей незамужней племянницей.
— Она школьная учительница, — пояснила хозяйка таверны, — собирается приехать на каникулы из Арты. Ей скоро тридцать пять. У вас так много общего! Да попросту вам нужна хорошая женщина.
— Мужчина моих лет ей ни к чему, — возразил я. — Мне сорок пять.
— Вы все еще видный кавалер. — И Элени дружески потрепала меня по щеке.
Пришлось проявить тактичность, но меньше всего хотелось мне завязывать новый роман. Ни интереса, ни готовности я пока не чувствовал.
И, кроме всего прочего, оставалась еще большая часть Греции, которую мне предстояло увидеть. Над столом в таверне, где я обедал, висел старый плакат. Он выглядел почти как фотомонтаж. На нем был изображен старый монастырь, притулившийся на вершине скалы и, судя по всему, абсолютно неприступный.
— Вы там должны побывать, — настаивала Элени. — Аксеизи тон копо.
— Она верно говорит, — сказал Орестес, соглашаясь с женой, что случалось довольно редко. — Оно того стоит.
Пообещав обоим, что я еще вернусь и привезу экземпляр книги, которую пишу (мы с Орестесом много говорили о силе воздействия скульптуры), я собрал вещи и в десять утра с грустью покинул деревню. Я обрел там истинный покой.
Мой следующий пункт назначения, в отличие от предыдущего, был определен заранее.
На самом деле плакат давал весьма отдаленное представление о неземном ландшафте Метеоры. Мне казалось, будто я попал на другую планету. Метеора означает «парящая в воздухе» — и правда, монастыри на вершинах в шестистах метрах над землей, казалось, неподвижно висели в пространстве. Приблизительно двадцать пять миллионов лет назад, когда волны плескались на той высоте, где сейчас стоят монастыри, образовалось ущелье, и вода стекла в Эгейское море. С тех пор ветер и дожди изменили ландшафт, который сейчас видится таким грандиозным и мистическим.
Более тысячи лет назад первые отшельники, отказавшись от плотских утех и радостей земного существования, поднялись на эти каменные столпы и нашли приют в пещерах. Вдали от мира, над облаками искали эти смертные благодати, которая соединила бы их с Богом.
Несколько веков спустя, совершив немыслимый с технической точки зрения подвиг, монахи подняли камни на вершину скалы и построили там первый из двадцати четырех монастырей. Шесть сохранилось по сей день, в них живут небольшие общины монахов, и, кроме них, там нет никого — только святые на фресках и иконах. Такова жизнь в Метеоре — вдали от мира, вблизи небес.
Забравшись по очень крутой тропинке в самый высокий из монастырей, Мегалу Метеору, я задумался о том, что́ находит живущая на этой вершине горстка монахов в своем уединении. Дарит ли оно им и сегодня покой и умиротворение?
В Каламбаке, городке, расположенном неподалеку от Метеоры, я познакомился со священником. Мы оба стояли в длинной очереди к банкомату, который оказался слишком «задумчивым». Разговорились. Прежде всего об ограничениях по изъятию денег из греческих банков (ограничение все еще действовало спустя много месяцев после его введения).
— Лично мне вполне хватает шестидесяти евро в день, — сказал священник. — Я на такие средства могу прожить целый месяц, и даже еще останется.
Я вообразил, что так оно и есть, и спросил его о монашеском образе жизни в этом отдаленном номе. Новый знакомый ответил, что одиночество и отрезанность от мира устраивают не всех. Слегка кивнув в сторону монастырей, будто парящих на недосягаемой высоте, он поведал мне о том, что случилось там несколько лет назад.
Человек на вершине горы
© Tatjana Kruusma/Shutterstock
В гостиной затрещал телефон, и высокий мускулистый человек лет сорока пяти схватил трубку. На том конце провода молчали, однако он знал, кто звонит.
— Яннис! — крикнул он в дверь. — Иди сюда.
Из соседней комнаты появился Яннис.
— Скажи этой девице, чтобы перестала звонить! — рассерженно проговорил высокий мужчина. — Ты видишься с ней в школе, и довольно этого. — Он огрел старшего сына по уху и добавил: — Почему ты не можешь быть таким, как твой брат?
Димитрис, который сейчас тихо сидел в уголке с книжкой, недавно заявил о своем намерении стать священником. Школьный учитель возил группу мальчиков из класса Димитриса в один из монастырей Святого Афона, что находился всего в пятидесяти километрах от их города. Поход на гору Афон навсегда изменил Димитриса.
— Я слышал зов, — сказал он родителям.
В отличие от старшего брата Янниса, Димитрис никогда не гонял мяч, усердно учился и не думал о девочках. Теперь его главным занятием стал Бог.
Их бабушка, жившая с ними, непрестанно крестилась: при виде поезда или автобуса она непременно осеняла себя крестом во имя Отца, Сына и Святого Духа. Она делала это всякий раз, когда шла мимо часовни, или церкви, или поклонного креста у дороги, а в Греции пройти сто метров и не увидеть символ Распятия довольно затруднительно. До поездки Димитриса на гору Афон братья не имели понятия о вере, разве что видели, как крестится йайа, да бывали в храме на Пасху, когда бабушка брала их с собой. Религия же их отца была прозрачной как вода. Если он не желал, чтобы жена шла в церковь, она с ним не спорила. Она столько раз становилась жертвой его кулаков, когда он напивался, что провоцировать мужа лишний раз не хотела.
Как ни странно, йайа, услышав о решении Димитриса, вспыхнула, будто ей отвесили пощечину:
— Те му! Боже мой!
Сама она была женщиной набожной, но чтобы ее внук посвятил всю свою жизнь Богу? Нет, это совсем другое дело. С чего это вдруг ему пришла такая мысль в голову? Он с ума сошел.
— Ты не должна была вешать картину с горой Афон на стену, — сказала она дочери. — И вообще, не нужно было отпускать его в эту поездку. Что еще за новости?! Это ненормально для ребенка его лет.
Мать считала, что все дело в переходном возрасте. Один ее сын молился и прятал под подушку Библию, а другой, весь в угрях, засовывал под матрас грязные журнальчики. Женщина надеялась, что с годами и тот и другой избавятся от своих привычек. Ее муж грозился поколотить сыновей, если этого не случится.
