В потоках ползущего тумана виднелись только шляпа мистера Брандиша и три четверти его туловища, но все же можно было заметить, что он часто останавливается, слегка наклоняясь вперед, и жадно хватает ртом воздух, а потом возобновляет свое неторопливое продвижение по улицам Роупуок, Шипуок и Энсон. Люди, следившие за ним из окон домов, сперва решили, что он держит путь либо к доктору, либо, что выглядело еще более тревожным, в церковь, поскольку церковь мистер Брандиш не посещал уже много лет. Впоследствии все сошлись во мнении, что выглядел он очень бледным и был явно чем-то расстроен, а может, просто нездоров; впрочем, он, безусловно, производил впечатление человека абсолютно здравомыслящего и умеющего держать себя в руках.
Но если мистер Брандиш шел не к доктору и не в церковь, то целью его похода могло быть только Имение. Трудно или даже невозможно было представить, что он сумеет подняться на такое высокое крыльцо, однако же он вполне успешно – хоть и не без труда – преодолел все ступеньки и, став наконец видимым во весь рост, нажал кнопку звонка.
Миссис Гамар в этот момент как раз записывала в своем дневнике: «Среда. Погода мерзкая даже для октября. Моя гортензия гибнет от милдью». Услышав звонок, она вскочила, легко прервав начатое занятие, однако не сразу сумела осознать, кто к ней пожаловал. И когда мистер Брандиш уже стоял перед нею, она некоторое время молчала, не веря собственным глазам и испытывая примерно те же чувства, что и остальные жители Хардборо, следившие за продвижением старика от самого Холт-хауса. Молодая местная девица, помогавшая в Имении с уборкой и стиркой и впустившая мистера Брандиша в дом, так и осталась стоять на пороге с раскрытым от изумления ртом, словно увидела ходящее дерево.
Миссис Гамар всегда стремилась завоевать благосклонность этого старого зануды; для нее это означало бы выход в новое измерение, дающее возможность соприкоснуться одновременно и со славным прошлым Саффолка, и с его настоящим, таким молчаливым и настороженным. Но, хоть сама она с первых месяцев жизни в Хардборо постоянно приглашала мистера Брандиша к себе, он на все приглашения неизменно отвечал отказом, ссылаясь на плохое самочувствие. Однако в Холт-хаусе, несомненно, время от времени устраивались небольшие сборища, и прибывшие на эти сборища гости даже оставались там ночевать; это были в основном старинные друзья мистера Брандиша, извлеченные, казалось, из самых укромных уголков Восточной Англии. Это, по всей видимости, были исключительно мужчины; хотя в городе ходили слухи – впрочем, миссис Гамар этим слухам не верила, – что в Холт-хаус была приглашена к чаю миссис Грин, тогда как даже муж миссис Гамар ни разу в число приглашенных не попал. Однако сам генерал Гамар с искренностью и прямотой настоящего мужчины упорно повторял, что старый мистер Брандиш – человек в высшей степени достойный, и миссис Гамар после подобных неуместных высказываний супруга всегда надолго погружалась в скорбное молчание.
И вот мистер Брандиш неожиданно явился к ней сам. И даже не подумал принести извинения по поводу столь неожиданного визита; впрочем, в его времена для визита в одиннадцать утра никаких извинений и не требовалось. Войдя в дом, мистер Брандиш, не пытаясь скрыть собственную слабость и не желая притворяться, будто ему хочется немного задержаться в холле, дабы восхититься его пропорциями, сразу ринулся к лестнице и буквально повис на перилах, пытаясь отдышаться. Трость выпала у него из рук и со стуком покатилась по сверкающему полу.
– Не беспокойтесь. Я потом свою клюку отыщу, – с трудом вымолвил он. – К счастью, мне удалось сохранить почти все физические и умственные способности.
Вышедшая гостю навстречу миссис Гамар сразу решила, что лучше всего провести его прямо в гостиную, широкие французские окна которой смотрели на море, тоже окутанное туманом. Едва они успели усесться, как мистер Брандиш, ни словом более не намекая на плохое самочувствие, сразу перешел к сути своего визита:
– Я пришел, чтобы кое о чем вас спросить. Я понимаю, так делать не принято и это вообще не слишком прилично, но просто не представляю себе, как я мог бы сделать это более приличным образом. Впрочем, если вы не хотите, чтобы я задавал вам какие-то вопросы, то должны сразу же мне об этом сказать. Я мог бы, разумеется, поговорить и с вашим мужем.
Но эту идею миссис Гамар отвергла сразу; она давно привыкла к тому, что для подобных дел ее муж совершенно не пригоден. Между тем ее гость вдруг утратил всю свою решительность и как-то странно притих. Он довольно долго сидел с закрытыми глазами, и лицо его постепенно приобретало странный синевато-серый оттенок, словно выбеленное морем. Затем он вновь ожил и сразу продолжил беседу, заметив мимоходом:
– Странное все-таки это дело – обмороки. Невозможно понять, правильно ты вел себя или неправильно, перед тем, как все для тебя вдруг кончилось. Самого последнего мгновения все равно вспомнить никогда невозможно. – И он громко сказал, обращаясь к хозяйке дома: – Вы бы лучше предложили мне что-нибудь выпить. – А затем почти тем же тоном прибавил, но на этот раз явно обращаясь к самому себе: – Не откажет же мне эта сука в бокале бренди!
Миссис Гамар с сомнением посмотрела на поразительного старца. Если у него какой-то опасный приступ, достаточно позвонить врачу, и его увезут. И после этого он, разумеется, будет перед ней в долгу, ибо именно такие чувства должен испытывать человек, которому в чужом доме внезапно стало плохо, так что хозяева были вынуждены отправить его в больницу. Впрочем, мистер Брандиш – как она не без оснований догадывалась – подобных долгов, скорее всего, не признает. И все-таки зачем он явился к ней сегодня, с таким трудом преодолев расстояние от Холт-хауса до Имения, да еще и в такую погоду? Неужели только для того, чтобы говорить о своем нездоровье? Вряд ли. Пожалуй, ему все-таки захотелось как-то искупить ту близорукость по отношению к их семейству, которую он лет пятнадцать сознательно демонстрировал. Нет, решила она, ничего стимулирующего предлагать ему не стоит.
– Не угодно ли выпить кофе? – спросила она.
– Да эта женщина просто отравить меня хочет! – воскликнул Брандиш. Потом сказал: – Не беспокойтесь, сейчас все пройдет. – Пальцы его то сжимались, то разжимались, словно пытаясь вцепиться в воздух, но даже в этих беспомощных старческих движениях сквозило врожденное благородство. Наконец, собравшись с силами, он заявил: – Я хочу, чтобы вы оставили Флоренс Грин в покое.
Миссис Гамар была потрясена.
– Так это она вас попросила сюда прийти?
– Вовсе нет. Она – самая обыкновенная женщина, причем уже не молодая, которая хочет иметь книжный магазин.
– Если у миссис Грин есть какие-то причины для жалоб, – сказала миссис Гамар, – то она, я полагаю, могла бы нанять адвоката. Впрочем, она, как мне кажется, склонна менять своих советчиков в области юриспруденции.
– Почему вам так хочется выгнать ее из этого дома? Я сам живу в очень старом доме и знаю, до чего неудобны такие жилища. В ее книжном магазине постоянно гуляют сквозняки, а сам дом невозможно заложить вторично, и к тому же там, похоже, водятся привидения.
