На очередном заседании парламента частный законопроект, внесенный на рассмотрение Палаты общин одним из членов оппозиционной фракции Longwash Division, прошел третье чтение и был передан в Палату лордов. Там он привлек еще меньше внимания. Очень немногие из представителей элиты, от имени которых, собственно, этот законопроект и выдвигался, потрудились ознакомиться хотя бы с одним-двумя из имеющихся в нем пунктов. Например, с тем, согласно которому старинные здания предлагалось сделать объектом принудительной продажи – несмотря даже на то, что в настоящий момент в них еще мог кто-то проживать, – если в течение любого отрезка времени до этого они пустовали не менее пяти лет подряд. Составляя этот текст, племянник миссис Гамар заручился соответствующей поддержкой парламентских крючкотворов, и теперь, пожалуй, невозможно было бы с точностью определить, кто именно в ответе за тот или иной пункт предложенного законопроекта.
Все сочли, что со стороны молодого мистера Норта было весьма любезно предложить свою помощь хозяйке книжного магазина «Старый Дом», особенно если учесть, что дела у нее теперь пошли уже не так хорошо, как прежде. К сожалению, как только Флоренс уезжала во Флинтмаркет, чтобы узнать, не пришел ли очередной заказ, Майлоу моментально закрывал магазин, и сквозь витрину было видно, как он сидит там, удобно устроившись в кресле, выдвинутом в полосу солнечного света. Но разве можно было винить мистера Норта в том, что дела в магазине идут вяло? Сам-то он всегда что-нибудь читал – во всяком случае, на коленях у него всегда лежал либо раскрытый поэтический сборник, либо еще что-нибудь этакое.
Поскольку в таких случаях Майлоу забывал запереть заднюю дверь, Кристина не только запросто проникла в магазин, но и, бесшумно ступая, подошла к Майлоу почти вплотную и остановилась прямо у него перед носом. Только тогда он наконец заметил ее, одетую в новый школьный блейзер, и провозгласил:
– Пролейся ливень на твою любовь! О, жжет она нещадно! И пусть хоть на одну лишь эту ночь или на ту, что будет завтра, сюда придет Садовник в белом и соберет умершие цветы, моя Кристина.
– Вы язык-то попридержите, мистер Норт, – сказала она.
– Это вас в новой школе таким выражениям учат?
Кристина сильно покраснела, но не смутилась:
– Я пришла не для того, чтоб вы мне тут голову морочили.
А пришла она, потому что ей все еще было немного неловко перед Флоренс. Она даже слегка расстроилась, когда не застала ее. С одной стороны, Кристина хотела немного развеселить и приободрить свою бывшую хозяйку, а с другой – дать ей понять, что она, Кристина, больше уж ни за какие деньги в ее книжный магазин не вернется. Ну и потом, ей не терпелось продемонстрировать Флоренс новый кардиган, купленный на подаренные деньги. Кардиган был с застежкой «под горлышко» – совсем не такой, как те, старомодные.
– Почему ты больше не помогаешь миссис Грин? – спросил Майлоу. – Она по тебе скучает.
– Ну, зато теперь она вас заполучила, не так ли, мистер Норт? Хотя вы то приходите, то уходите…
Кристина явно колебалась: с одной стороны, ни о чем не хотела его расспрашивать, а с другой – оказалась просто не в силах сдерживаться.
– Они говорят, что не позволят ей больше этот магазин держать! – выпалила она.
– Кто «они»?
– Они хотят использовать Старый Дом для чего-то там еще – не знаю уж, что они придумали!
– А ты-то, моя дорогая, почему против?
– Они говорят, что нечего ей так за него цепляться, потому что они все равно ее отсюда прогонят. И это дело будет разбирать суд графства. И ей там придется поклясться, что она будет говорить только правду и ничего, кроме правды.
– Надо надеяться, что до этого не дойдет.
Но Кристине все еще было мало. И, дабы окончательно восстановить свои прежние права, она с хозяйским видом прошлась по магазину, вытирая пыль то тут, то там – ворча, естественно, что тряпка для пыли, как всегда, нуждается в стирке, – и с неким новым узнаванием поглядывая на своих старых знакомцев, стоявших на полках.
– А этому уж вовсе не место рядом со всякой ерундой в бумажных обложках, – сказала она, с трудом поднимая два тома «Краткого оксфордского словаря» и ставя их на нужную полку.
– Никто пока не выразил желания этот словарь купить.
– Ну и что? Это же не какая-нибудь ерунда. Это все-таки важные книги.
Но делать ей в магазине было, собственно, нечего. Теперь там даже под конец дня редко требовалось дополнительно наводить порядок.
– Не понимаю, что плохого в этом магазине, – снова завела светскую беседу Кристина. – Тут, правда, ужасно сыро, и никогда не знаешь, не начнет ли «постукач» безобразничать…
– Ничего плохого в этом магазине, конечно же, нет и быть не может, иначе и меня бы тут не было, – сказал Майлоу.
– И сколько же времени вы, в таком случае, собираетесь здесь оставаться?
– Не знаю. Вполне возможно, у меня просто не хватит сил, чтобы надолго тут задержаться.
– Да сил у вас не хватит, наверно, даже на то, чтобы просто встать и уйти, – заявила Кристина, глядя на сидевшего в кресле Майлоу со странной смесью презрения и восхищения. Вот было бы хорошо, думала она, если бы этому типу выделили кусок земли и велели его обрабатывать – пусть даже там поместилось бы всего две грядки редиски! – А у меня, например, когда я здесь работала, минутки свободной не было, чтобы хоть просто присесть.
– Не сомневаюсь. Тебя ведь следует относить либо к детям, либо к женщинам. А ни дети, ни женщины совершенно не умеют ни расслабляться, ни отдыхать.
– Вы язык-то попридержите, – снова буркнула Кристина.
Глава десятая
Лето в 1960 году выдалось просто чудесное, однако осенние холода наступили слишком рано. Уже в начале октября Рэвен стал всем рассказывать, что скот мерзнет и простужается. По утрам густой белый туман стлался над землей, и коровы скрывались в нем по колено, отчего казалось, будто они плывут над лугом и над туманом, неторопливо поворачивая крупные головы с большими ушами, похожими на приспущенные флаги, в сторону каждого случайного прохожего.
Туман не поднимался раньше полудня, а уже к четырем часам наползал снова. Со стороны мистера Брандиша было бы сущим безумием выйти из дома в такую погоду, и все же он у себя в Холт-хаусе исключительно по собственной инициативе готовился к некоему важному визиту. Действовал он неспешно и в четверть одиннадцатого выглядел настоящим завсегдатаем парижских Больших бульваров: в элегантном пальто с меховым воротником и сером хомбурге
[35], тулья которого была, правда, несколько выше, чем предписывала современная мода. В такие холода уроженцы Хардборо обычно до самого носа кутались в теплые шерстяные шарфы, и мистер Брандиш тоже надел такой шарф, а также взял одну из своих многочисленных тростей, поджидавших в холле.
