Дионисий вскочил. Мощь и неясность переживаний испугали его. Захватив масляный светильник, он выскользнул из комнаты, надеясь у домашнего алтаря получить ответ на свой вопрос.
И действительно, как только руки взметнулись к небу, перед глазами замерцал свет. Зная, что может упасть, Дионисий успел опуститься на колени, после чего наступила тьма. Недобрая, высасывающая силы, отнимающая жизнь. И в самом центре этой огромной, бескрайней тьмы стояла маленькая солнечная Зо с печальными ночными глазами. Дионисий протянул к ней руки, позвал. Темнота качнулась, задрожала, начала обретать очертания и смысл. Сквозь мрак проступили камни. Камни снизу, сверху, по сторонам. Подвал! Почему же в нем Зо?
Дионисий хотел спросить, но подвал превратился в серый липкий туман. Подул ледяной ветер, туман пошел клочьями. В просветах обозначились контуры чего-то знакомого. Дионисий присмотрелся. Теперь перед глазами лежал Херсонес. Печаль сочилась из его домов, сползала широкими языками с городских стен, ужом тянулась по безлюдным улицам. А в центре агоры вздымался огромный постамент, на котором, упираясь головой в небо, стояла статуя тирана. Статуя повернула голову, глянула злобно, захохотала, и тогда Дионисий узнал: Хаемон!
С криком вернулось сознание.
Вокруг не изменилось ничего. Дом спал. Так же тускло горел светильник. Но теперь Дионисий знал: с Зо случилась беда.
₪ ₪ ₪
Все следующее утро он не находил себе места. Хорошо выспавшийся Актеон с удивлением глядел на мечущегося племянника и даже спросил его, чем тот так обеспокоен. Но отвечать было нечего. Дионисий ждал встречи с Зо.
Ждал напрасно. Зо не пришла.
Оставшуюся часть дня он провел в городе, стараясь как можно чаще проходить мимо дома Хаемона. А ночью повторился все тот же жуткий кошмар – каменный мешок и Зо с печальным, пронзенным болью взглядом.
К утру душевные страдания превратились в физические. Грудь ныла, голова раскалывалась, слезились красные от напряжения глаза. Актеон, решив, что племянник заболел, предложил ему выпить настой целебной травы и несколько раз порывался пригласить лекаря, пока Дионисий не объяснил, что такое состояние связано с беспокойством о Зо.
После этого взволновался и Актеон. Накануне он убедился в безошибочности прозрений племянника. Но что было его волнение по сравнению с тем штормом, который бушевал в душе Дионисия!
После того как Зо не появилась на берегу и на второй день, он, не таясь, встал напротив дома Хаемона в надежде поговорить с кем-нибудь из его обитателей. И действительно, прошло совсем немного времени, как на улицу выскочила маленькая рабыня, однажды уже послужившая посланницей Зо. Она легко вспомнила Дионисия и с глупой детской радостью сообщила, что в доме стало очень забавно. Все ищут пропавшую Зо, шумят, Джорджиос бегает по городу, Аспасия рвет на себе волосы.
– А хозяин? Что делает твой хозяин?! – онемевшими губами спросил Дионисий.
– Он злится. И улыбается.
* * *
Звонок раздался за час до полуночи. Начавший придремывать Евграф вскочил и ошалело уставился на мобильник. Звонила Тася. В такое время?!
– Я слушаю тебя, – зашипел он в трубку, боясь разбудить недавно утихомирившуюся тетку.
– Евграф! Евграф! – Даже по дыханию было слышно, как была взволнована девочка. – Я нашла!
– Что ты нашла?
– След нашла!
– Какой след? Толком объясни.
– Который Денис оставил.
Евграф вскрикнул, замотал головой, но тут же перешел на шепот:
– Тась, не верю! Не томи!
– Да, в общем, и рассказывать особо нечего. У меня ремешок на шлепке порвался. Я его понесла деду, чтобы подклеил. А у него всякие кожаные обрезки в старую газету завернуты. Он пока ремешок приклеивал, я от нечего делать стала ее смотреть. И… – Секунда, в течение которой девочка переводила дух, показалась Евграфу всеми двадцатью тремя веками, вместе взятыми. – И увидела фотку: камень, а на ней – след. Вот!
– Повтори, я ничего не соображаю.
– Ага, я тоже сначала обалдела. Повторяю: на фотографии был камень с отпечатком ноги твоего Дениса. Четко-четко… А рядом статья. Про то, что в Херсонесе след нашли. Отдали на экспертизу. Там подтвердили, что это не подделка. Нога принадлежит человеку. Мужчине. Размер тридцать восьмой. Ну а дальше всякие предположения: чей след, как появился.
– Да… Но… – от неожиданности и волнения Евграф начал заикаться. – Но что это нам дает? Кроме, конечно, подтверждения, что я не псих?
– Все дает! Потому что вместе с отпечатком сфоткали кусок берега. Теперь мы знаем, где лежит камень, а значит, Денис сможет тебе объяснить, в каком направлении искать грот.
– Но берега осыпа́лись. Почему же камень не погрузился в море?
– Шторма, Евграф! Он утонул, а его волнами обратно выбросило. У нас несколько лет назад всю набережную расколотило. Многотонные куски скал, бетонные плиты метров на пятнадцать вода на берег швыряла.
– Да, да… Понимаю. Получается, нам повезло.
– Очень-очень повезло!
* * *
Как удивительно иногда бывает: синицу поймать – проблема, а журавль сам в руки просится.
Отпечаток нашелся сразу. Тася опустилась на колени, коснулась углубления, оставшегося от босой мальчишеской пятки.
– Невероятно! Я трогаю след человека, который ходил по этому месту в третьем веке до нашей эры. А вот там стояла его Зо.
– Не стояла, – покачал головой Евграф. – Тогда линия берега была совсем в другом месте.
– Да ну тебя с твоей линией берега! Пусть будет по-моему. Они разговаривали, смеялись. Он ведь любил Зо, правда?
– Любил. Очень любил.
– А что с ними произошло потом, когда они спрятали свой мешок в гроте? Денис тебе рассказывал?
– Нет. Он вообще о себе мало говорит. Только по делу. Но когда думает о Зо, мысли получаются яркие, сильные, и я чувствую, как ему становится радостно и… и светло.
– Везучая она.
Тася выпрямилась, выжала об ноги намокшие шорты, поправила растрепавшиеся на ветру волосы. Евграф смотрел на нее против солнца, и ему казалось, что воздух вокруг ее головы, шеи, рук струится золотыми лучами.
– Почему? – спросил он, не в силах отвести взгляд от светящейся Таси.
– Вот бы обо мне кто-то так же через пару тысячелетий думал! Евграф, узнай у Дениса, чем все там у них закончилось. Узнаешь?
– Да, обязательно.
– И про Зо спроси. Как бы мне хотелось на нее посмотреть.
