Колонны возвышались над развалинами, напоминая о том, что когда-то вокруг были не только уложенные друг на друга унылые камни.
Тася вскочила на парапет, прислонилась щекой к белому мрамору. Ветер подхватил ее волосы. Они полыхнули косматыми протуберанцами.
– Представляешь, пару тысяч лет назад здесь ходили дамы в длинных платьях – туниках, кажется…
– И мужчины точно в таких же платьях. Тогах, кажется.
Тася засмеялась и, продолжая игру, произнесла с невообразимым акцентом: «Ах-ах, сударь, как мне понравился ваш фасончик!»
– У тебя машина времени не туда вырулила! – хмыкнул Евграф. – И с географией проблемы! Ты Рим и какую-то средневековую Францию показываешь!
– Откуда мне знать, как нужно изображать Херсонес? Его, между прочим, миллион раз перестраивали. В античный театр вообще храм втиснули.
– Зачем? Места, что ли, мало?
– Не места, а камней… Если честно, мне все эти древние какими-то… простачками представляются.
– Почему?
– А ни техники тебе, ни транспорта, ни сложных деловых взаимоотношений. Поэтому люди – как дети.
– Не думаю. Они же строили! Ваяли! Изучали. Возьми хотя бы медицину.
– Легко сказать – возьми. Я, кроме Гиппократа
{23} никого не знаю.
– Ладно, про медицину не будем. Легенды Древней Греции помнишь? В школе проходили. Мне нравилось.
– Мне тоже. Нам историчка прямо на уроках читала. Евграф, а ты как учишься? Я – средненько.
– А я – лучше всех! – Он произнес с вызовом, ершисто.
– Ну и учись себе. Чего завелся?
– У нас таких не сильно любят.
– Знаешь, мне как-то без разницы. Если человеку нравится учиться – его дело. Если же он из-за оценок надрывается, тогда конечно… вся эта учеба ему до фонаря… Пойдем теперь к колоколу.
– Расскажи о Херсонесе, – напомнил Евграф.
– Только не обижайся, если навру. Просто что-то слышала, где-то читала.
– Говори, говори!
– В общем, когда его построили, не знает никто.
– Почему? Разве не осталось записей?
– Почти… Считают, что Херсонес основали греки примерно в пятом веке до нашей эры. У них в Греции всякие распри начались. Часть людей перебралась в Таврику. Несколько веков город простоял, а потом все кому не лень начали его перестраивать. Одни дома и храмы рушили, другие на том же месте возводили. В результате никто точно не скажет, что было в самом начале.
– А колокол? – Евграф посмотрел на два каменных столба, вознесших над морем чугунного исполина.
– Колокол вообще к тому времени не относится. Он туманный.
– Что значит – туманный?
– Во время тумана звонили, чтобы корабли на берег не налетали.
«Сей колокол вылит… святого Николая Чудотворца в Таганроге] из турецкой артиллерии весом… пуд 1776 года месяца августа… числа», – прочитал Евграф. – Ну понятно. Херсонес тут ни при чем.
– Колокол после Крымской войны во Францию увезли и повесили на соборе Парижской Богоматери. А потом вернули. Представляешь, ночь, туман, а кто-то стоит здесь и – бом, бом, бом!
– Ага. И шторм. И луна полная.
– И ведьмы на метлах…
Тася прыснула первой.
– Давай под колоколом в тенечек встанем, я тебе одну штуку про Херсонес расскажу. У них деньги на всякие там стены, водоводы, храмы давал народ. Это я, кстати, читала. Так вот, собирается народное собрание. Самый главный ведущий кричит: «Нужно строить…» Храм, например. «Кто даст денег?» Предположим, все молчат.
– Можно понять.
– Ничего не можно. У них богатых тоже пруд пруди было. И тратиться на что-нибудь нужное было очень почетно. Так вот, если никто раскошелиться не хотел, тогда богача мог назвать кто-нибудь из собравшихся. Например, я говорю: «У Евграфа денег куры не клюют. Он вполне может дать на храм».
– А сама что же?
– О, сама!.. Ты подожди, слушай… Ты, предположим, не хочешь давать, поэтому сидишь мышкой, помалкиваешь. Или вправду деньги закончились. Тогда ведущий собрание у тебя спрашивает, действительно ли ты в состоянии оплатить строительство храма. После этого выхода два. Или ты все-таки платишь, или говоришь, что не можешь. Тогда, раз я тебя назвала, нас обязывают поменяться имуществом. Представляешь! И теперь оплачивать строительство храма буду я!
– А говоришь, древние были простачками!
– Ну, это же только так кажется. Пойдем теперь во Владимирский собор. Я когда в него захожу, мне всегда взлететь хочется. И наши тетеньки в группе то же самое говорят. Виталик рассказывал, что на месте этого собора был другой – в форме креста. Вот его, наверное, сам князь Владимир видел. Может, и крестился там. Потом уже сверху собор выстроили. Но часть древнего храма осталась. Мне всегда так странно на это смотреть: прямо в современном зале – старые стены.
– Слушай, Тася, а откуда известно, где князь крестился? За ним что, летописец по пятам ходил?
– С ноутбуком! В том-то и дело, что все неточно. Помнишь «Повесть временных лет»? Там написано, что крещение было в древнем городе, в церкви на главной площади с базаром. А та это церковь, которую потом собором накрыли, или не та… Пойдем, остатки покажу. Ты такого нигде больше не увидишь.
Остов старинной святыни прорастал из пола святыни современной в красивый, с иконами и настенной росписью, зал. Евграф коснулся каменной кладки – холодной и… одинокой. Тысячелетия…
– Собор построили в девятнадцатом, кажется, веке, – уже на улице продолжила Тася, – а фашисты во время войны его почти полностью разрушили. Они тут вообще так нагадили! Колонны разбили, повалили. Представляешь, столько лет древний город простоял, а пришли какие-то варвары и все испоганили. Дедушка рассказывал, что деньги на восстановление собора по всему городу собирали. И все давали. Так что этот собор – наш, общий… Пойдем теперь на места силы.
– Тась, ты объясни мне, несведущему, о какой силе речь?
– Сама не знаю. Про нее Виталик говорит. И еще некоторые наши. Будто бы там, в пространстве, какая-то особенная энергия. Кто рассказывает, что она плотная, кто – теплая или, наоборот, холодная. В общем, я, когда сама научусь ее чувствовать, смогу объяснить.
– Хорошо, пусть теплая, холодная. Но откуда она взялась? Почему не везде одинаковая?
