— Ну, что вы в парламенте собираетесь предпринять?
Ирландский парламент собирался с осени до следующей весны через год. И после перерыва в восемнадцать месяцев вот-вот должна была начаться новая сессия. Фортунат не сомневался, что будут звучать шумные протесты из-за монет, но приведет ли это к какому-нибудь результату — совсем другое дело.
— Можешь быть уверена, я обязательно подниму этот вопрос, — решительно произнес он.
— К черту твои речи! — ответила Барбара Дойл. — Эти монеты необходимо убрать с острова! И ты с своими дружками должен за этим присмотреть!
Она продолжала таращиться на Уолша. И в ее глазах не видно было даже намека на дружелюбие.
— Мы сделаем все, что сможем, — осторожно сказал Уолш.
Она все так же не сводила с него глаз.
— Аренду этого дома скоро нужно будет продолжить, — заметила она. — Я могла бы получить за него сто двадцать. Даже больше, осмелюсь сказать.
Уолш с ужасом посмотрел на кузину. Неужели эта женщина действительно пытается шантажировать его, подталкивая к каким-то действиям в парламенте, хотя он в любом случае ничего не сможет добиться в реальности? Она угрожает поднять арендную плату? Или просто хочет выгнать его? Открытая грубость женщины ошеломляла. И это на глазах у ребенка!
Фортунат бросил взгляд туда, где сидел маленький мальчик, и обнаружил, что дитя холодно пялится на него. Глаза у мальчика были такие же, как у его матери. Боже праведный, понял вдруг Уолш, да ведь вдова Дойл нарочно привела с собой ребенка, чтобы показать ему, как следует вести дела! И она учит его, с отчаянием подумал Фортунат, как меня унизить и оскорбить.
А потом он вдруг чуть не рассмеялся. Конечно же, ужасная женщина права. Мальчик должен учиться. Потому что разве не так идет вообще вся общественная жизнь? Уолш и не предполагал, что парламентская политика может быть организована как-то иначе. В Англии министры и властные аристократы командовали маленькими армиями парламентариев, а те проводили нужные им решения в ответ на благосклонность или просто из страха потерять благодетелей. Даже в дублинском парламенте могущественные люди вроде спикера Коннолли или семьи Бродрик в Корке управляли большими фракциями с помощью обещаний и угроз. И кузина Барбара на свой примитивный лад пыталась теперь делать то же самое.
Проблема состояла в том, что Уолш представления не имел о том, как пойдет это дело, когда соберется парламент, а уж вообразить, будто новый и незначительный член парламента вроде него самого мог бы обещать что-либо, было просто абсурдно. Но, глядя на кузину, Уолш прекрасно понимал, что она осуществит свою угрозу.
— Придется подождать и посмотреть, моя дорогая Барбара, — осторожно произнес он. — Но я, конечно, постараюсь, как смогу.
Когда несколько минут спустя миссис Дойл ушла, Фортунат лишь покачал головой, думая: не придется ли ему убираться из этого дома?
И чтобы хоть на время отвлечься от этой утомительной темы, он решил в тот же день отправиться за Лиффи и повидать молодого Смита.
Перейдя по мосту реку, Фортунат пошел к приходу Святого Михана. Это был один из самых старых приходов, расположенный в западной части древнего скандинавского района Оксмантаун, и церковь там стояла с незапамятных времен. Миновав несколько красивых новых улочек, Уолш добрался до более скромного квартала, все еще состоявшего из домов с остроконечными крышами, построенных более века назад. И, выйдя на Кау-лейн, он вскоре добрался до участка, на котором обосновался мистер Морган Макгоуэн, бакалейщик.
Уолшу понравилось то, что он увидел. Двор со складскими строениями вокруг него. Сквозь открытую дверь одного из них доносился легкий приятный запах солода; внутри на крюках висели копченые окорока, а на невысоких деревянных полках, тянувшихся вдоль стены, стояли мешки с пряностями. Там были гвоздика, чеснок, шалфей, перец. И везде были дети. Они босиком носились по двору, вбегали в дом и выбегали из него, как пчелы в улей, выглядывали изо всех щелей. Уолша пригласила в дом милая жена торговца. Он очутился в старомодной гостиной с деревянными полами, чисто отскобленным деревянным столом, деревянными скамьями и табуретами. Все здесь было безупречно чистым.
Когда Фортунат объяснил, что он брат Теренса Уолша, к нему тут же преисполнились теплых чувств, а самые маленькие дети сразу дали ему понять, что он мог бы покачать их на качелях во дворе. Но когда Уолш упомянул имя Гаррета Смита, ему сообщили, что молодой человек сейчас отсутствует, и Фортунату показалось, что на лицо миссис Макгоуэн набежало облачко. А вскоре явился и сам Макгоуэн.
Торговец был невысоким, пухлым мужчиной. Торговля бакалеей в Дублине была приятным занятием. Как ни странно, но для торговцев бакалейными товарами не существовало особой гильдии, а следовательно, не было и дискриминации по отношению к католикам. И католики вроде Макгоуэна вели свое дело, не чувствуя себя нижестоящими, и процветали. Бакалейщики были одними из самых богатых торговцев в городе. И хотя Макгоуэн не выглядел богачом, у Фортуната сложилось впечатление, что денег у него, пожалуй, намного больше, чем он позволял другим знать.
Несколько минут они вежливо поговорили о Теренсе, к которому бакалейщик явно относился с большим уважением, и о его предстоящем путешествии. Хотя сам Макгоуэн за границей не бывал, он явно был отлично осведомлен о торговле и портах Франции. Фортунату Макгоуэн понравился.
— Я как-то слышал, — сказал он немного погодя, — что у вас какие-то проблемы с нашим родственником, молодым Гарретом Смитом?
Макгоуэн на мгновение замолчал и осторожно посмотрел на Уолша, словно обдумывая что-то.
Фортунат отметил в нем одну любопытную особенность. Когда бакалейщик слегка наклонял голову вбок, его левый глаз наполовину закрывался, но правый продолжал внимательно смотреть на собеседника и при этом широко открывался, словно становился наполовину больше, и пристальность этого взгляда слегка ошарашивала.
— Ну, он в общем неплохо справляется с работой, — наконец тихо произнес Макгоуэн. — Этим утром я послал его в Долки с небольшим поручением, иначе вы бы с ним встретились.
— Так из-за него нет хлопот?
— У него своевольный дух, мистер Уолш, и он весьма высоко себя ценит, как и многие молодые люди. — Бакалейщик опять немного помолчал. — Он умный юноша, сэр, и думаю, у него доброе сердце. Но он подвержен настроению. Он может то петь, то смешить вас до слез. А потом вдруг что-то рассердит его… — Макгоуэн в очередной раз ненадолго умолк. — И недавно связался с дурной компанией. Вот мое мнение, сэр.
— И что это за компания?
— Вы помните беспорядки в Либертисе неделю назад?
Как и в других городах, в Дублине и вокруг него случались иногда стычки между группами подмастерий. В бедных районах Дублина, в особенности в старых районах, которые находились под феодальным правлением средневековой Церкви, не раз происходили ссоры между учениками мясников и протестантами-гугенотами, иммигрантами из Франции. И недавно нескольких гугенотов основательно избили.
