— По крайней мере, мы сами и король Яков сражаемся за Ирландию, — сказал Донат.
— Ну, если тебе удобнее думать именно так.
— Ты даже в этом мне отказываешь?
— Ох, конечно, ирландцы дерутся за Ирландию. — О’Бирн улыбнулся. — И с ними, конечно, старые англичане вроде тебя. Возможно, и я тоже дерусь за Ирландию, Донат. Ну, я думаю, что это так. А вот король Яков думает иначе. Он, конечно, католик. Но почему он так настойчив в том, чтобы дать полную религиозную свободу протестантам, и это с тех самых пор, как он сюда явился? Он заигрывает перед англичанами. Пока мы тут говорим, там рассматривается возможность для Якова отправить часть его армии в Англию, как только прибудет король Вилли, а Тирконель будет удерживать Вилли здесь, в Ирландии. Я это знаю от самого Тирконеля. Французы думают, что он свихнулся, и они это прекратят, я уверен. Но королю Якову нужна Англия, а не Ирландия. И он дождаться того не может.
— Значит, до Ирландии никому нет дела?
— Никому. Ни королю Людовику, ни королю Вилли, ни королю Якову. — О’Бирн задумчиво кивнул. — Судьбу Ирландии будут решать люди, которым на нее наплевать. Вот в чем ее трагедия.
Часом позже Донат тепло попрощался с О’Бирном, но в Фингал вернулся полный грусти и дурных предчувствий. И все же он надеялся, что этот циничный солдат ошибается.
Морис Смит приехал к нему в конце первой недели июня. Он уже полностью оправился от болезни и горел желанием ехать в Ульстер. Морис с гордостью предъявил Донату письменные показания, которые хранил в особом кармане, пришитом изнутри к верхней одежде. С мечом на поясе он выглядел почти воинственно. Глаза Мориса горели энтузиазмом и волнением. Донат пытался уговорить кузена отдохнуть денек в его доме, но Морис и слышать ничего не хотел.
— Тогда я поеду с тобой, — решил Донат.
Они отправились в путь в начале дня.
Каким счастливым выглядел Морис, когда они скакали рядом! Его лицо выражало уверенность и целеустремленность. Донат думал, что Морис искренне верит в то, что отыщет посох. И поддерживал эти надежды всем сердцем.
А что, собственно, он еще мог сделать? Разве он надеялся отговорить Мориса от поисков? Да, скорее всего, это было чистым безумием. Впереди собирались большие армии, и у Мориса просто не было шанса проскочить между ними. В том Донат не сомневался. Он думал о разговоре с О’Бирном. Может, следует поделиться всем с Морисом? А если он расскажет, то обратит ли его кузен на это внимание? Пожалуй, нет.
Но что, если каким-то чудом, а от такой возможности никто и никогда не должен отворачиваться, Господь позволит Морису найти посох и доставить его в армию короля Якова? Изменится ли от этого хоть что-нибудь? Да. Что бы ни говорил О’Бирн, скорее всего, изменилось бы. Простой военный конфликт действительно мог превратиться в Крестовый поход. Кто знает, как это повлияло бы на Ирландию? Ведь не только сам по себе посох святого Патрика, но и тот факт, что он обнаружился именно в такое время, и показания, данные под присягой, также нашлись именно теперь. Все это могло быть воспринято как особый знак. Так что на свой лад Морис был прав. Мечтатели и провидцы уже не раз выигрывали сражения в прошлом. Конечно, шансы невелики, а опасность очевидна, но Донат чувствовал, что Морису это безразлично.
— Ты ведь знаешь, шансы у тебя невелики, — наконец заставил он себя сказать. — Ты подвергаешь себя большой опасности.
— Не больше, чем та, с которой столкнулся мой отец, когда встал рядом с Брианом О’Бирном, — спокойно ответил Морис.
Донат кивнул. Ему казалось, он понял. Они скакали весь день, а вечером разбили лагерь перед холмам Тары. Ночь выдалась теплая. Рано утром они поехали дальше, пока не добрались до Бойна.
— Ну, теперь я тебя покину. — Донат тепло обнял кузена.
Потом какое-то время он провожал взглядом Мориса, поехавшего дальше на север, а затем резко развернул коня и отправился обратно. И у него возникло сильное и тяжелое предчувствие, что больше он никогда не увидит Мориса.
Во второй половине июня пришла весть о том, что Вильгельм прибыл в Белфаст с большим флотом. Яков и его армия сразу выдвинулись на север. Прошла неделя. Вроде бы, судя по слухам, Яков дошел до Ульстера. Потом, немного погодя, отступил к Бойну.
Донат ни слова не получил от Мориса. А одним июльским вечером мимо его дома промчались первые всадники, спеша на юг.
— Король Вильгельм прорвался вперед! Около Бойна!
Письмо от О’Бирна пришло лишь три недели спустя. Оно было весьма дружеским по тону. О’Бирн объяснял, что пишет Донату, поскольку считает это необходимым, и просит передать новости, если возможно, семье Мориса.
Битва у Бойна была скорее чем-то вроде большой стычки. Но она оказалась решающей. Король Вильгельм, при всех королевских регалиях, лично возглавил свою кавалерию и повел ее на ирландцев. Они легко прорвались сквозь заслоны. Король Яков, так ничего и не предприняв, бежал. Он провел ночь в Дублине, обвиняя ирландцев в собственных ошибках. А потом ради собственной безопасности удрал во Францию. Остатки ирландской армии, весьма уважительно отнесшейся к храбрости Вильгельма и теперь ничего, кроме презрения, не испытывавшей к Якову, перегруппировались в Лимерике. Именно из Лимерика О’Бирн и писал. И рассказанная им история была весьма удивительной.
Морис Смит добрался до Армы. Как ему это удалось, О’Бирн и вообразить не мог, но добрался. И там он много дней занимался поисками посоха святого Патрика. «Увы, безуспешно», — написал О’Бирн. И только когда армия Вильгельма двинулась на юг, Морис также был вынужден скакать к югу. «Они, так сказать, погнали этого хорошего человека прямо к нам, — сообщал О’Бирн, — а остальное, осмелюсь предположить, тебя не удивит».
О’Бирн убеждал Мориса повернуть домой. Никакой пользы он здесь принести не сможет, твердил ему солдат. Но Морис ничего не слышал. Он показывал свой документ множеству людей. Даже Тирконелю, а тот упомянул о показаниях в разговоре с королем. Но без самого посоха документ не мог вызвать серьезного интереса.
Он чувствовал, что проиграл, и именно поэтому, предполагаю, еще сильнее желал сражаться. Я, насколько мог, не спускал с него глаз. Но его сбила пуля из мушкета во время схватки у Бойна. Он, должен сказать, был самым храбрым человеком из всех, кого я знал. И на свой лад, уверен, умер так, как ему и хотелось бы.
И до самого конца следующего года Донат больше не получал вестей от О’Бирна. В отсутствие короля Якова остатки ирландских сил делали что могли, держа оборону на западе. Король Вильгельм уехал по другим делам, но прислал вместо себя хорошего генерала-голландца Гинкеля, чтобы завершить усмирение острова. Католические силы возглавлял Сарсфилд. Донат немного знал его. По материнской линии Сарсфилд был потомком ирландских вождей, а по отцу — джентльменом из старых англичан, как и сам Донат. Ведя свою кампанию с изрядной дерзостью, он еще год не давал покоя голландцу. Наконец осенью 1691 года он засел на несколько месяцев в Лимерике, пока наконец не заключил сделку на наилучших и наиболее почетных условиях.
