— Ты говоришь об Ульстере?
— Да, именно. Шотландцы. Это уже совсем другое дело. Посмотри на сильный Ковенант, который они создали в Шотландии. Они несгибаемы в своей вере. Они не потерпят какой-нибудь английский молитвенник и точно так же не потерпят католическое правительство. Другие могут поддаться, но пресвитерианцы в Ульстере — никогда.
— То есть мы должны их изгнать?
— Думаю, да.
— И куда они отправятся?
— Возможно, обратно в Шотландию. Или в Америку.
После этого отец Лоуренс ушел. А Джейн О’Бирн повернулась к мужу:
— Когда я думаю обо всем том, чем ты обязан моим родственникам — и о той дружбе и помощи, которую они тебе дали, — я надеюсь, ты не предполагаешь бросить сэра Фелима.
Ее взгляд был суров и даже сердит. Она ничуть не боялась мужа.
О’Бирн промолчал. Раньше он всегда делал с женщинами что хотел. И то, что он нервничал из-за жены, было для него совершенно новым переживанием.
В общем, в последующие недели Бриан О’Бирн не предпринял никаких шагов. Пришло Рождество, наступил январь. Оуэн Роэ О’Нейл все равно встал на зимние квартиры, так что и делать-то было нечего.
Но в феврале, когда О’Бирн был в Ратконане, пришли новые вести.
— Лорд Ормонд передал Дублин под власть английского парламента. А сам покидает Ирландию, — сообщил Бриан жене.
— Но это невозможно! Ормонд — ставленник короля!
— Да, он человек короля. Но он боится, что ему не удержать Дублин. И едет к королю Карлу. Они надеются собрать побольше сил и вернуться. А тем временем члены английского парламента высылают новые отряды, чтобы усилить гарнизон.
Сэр Фелим и старые англичане, похоже, ошиблись в расчетах.
Джейн О’Бирн посмотрела на мужа, и в ее взгляде он заметил непривычную неуверенность.
— И что теперь будет с нами?
Когда доктор Пинчер размышлял о мире в 1647 году от Рождества Христова, он понимал, что лишь Божественное провидение позволило ему прожить так долго, и благодарил за это Господа. Когда Дублин передали под власть английского парламента, доктору исполнилось уже семьдесят пять, и он был одним из самых старых людей в городе. Здоровье у него было хорошим для его возраста. И может быть, думал Пинчер с тайной гордостью, я еще их всех переживу. Он, по крайней мере, был полон решимости дожить до полной победы протестантской веры.
И до того, чтобы увидеть, как устроится в Ирландии его племянник.
Вскоре после начала войны между королем Карлом и его парламентом Барнаби Бадж написал дяде, что он восстал против короля и присоединился к круглоголовым, как прозвали армию парламента за короткую стрижку. Немного позже Барнаби написал дяде, чтобы сообщить о формировании новых сил — образцовой армии, состоящей из благочестивых людей, готовых учиться военной дисциплине и искусству сражений. Командовали ею генералы Ферфакс и Оливер Кромвель, и эта армия вскоре уже сметала все перед собой. Последующие письма рассказывали о военных действиях, и доктор Пинчер испытывал не только подъем духа, но и некоторый страх.
— Я молю Господа о том, чтобы Он благополучно доставил к нам моего племянника, — не раз признавался он жене Тайди, на что та отвечала, стараясь его успокоить:
— О, сэр, я уверена, Господь так и сделает!
В течение всего 1647 года приходили определенно ободряющие вести. Парламент отправил в Дублин закаленные в боях отряды и опытных командиров. Силы Конфедерации в Ленстере и Манстере теперь отступили; а когда Оуэн Роэ О’Нейл сделал попытку подойти к Дублину, его быстро отогнали. В равной мере доктора радовало и то, что протестантские власти города сделали жизнь католиков такой невыносимой, что уже несколько семей известных католиков-торговцев, включая Уолтера Смита, решили уехать. Пинчер случайно встретился на улице со Смитом как раз в день его отъезда и спросил, где он предполагает жить теперь.
— Пока у Орландо Уолша, — ответил Уолтер.
Хотя протестантский отряд, стоявший в имении Уолша, находился теперь под властью дублинского парламента, все же договор, защищавший Орландо, оставался пока в силе.
— По крайней мере, ваши солдаты-протестанты защитят нас, — сухо заметил торговец.
Лишь одно обстоятельство беспокоило доктора Пинчера. Это было нечто такое, чего он никак не мог предвидеть, и это случилось в Англии. Доктор так тревожился, что написал Барнаби, прося все объяснить.
«Эта армия, — так начиналось его письмо, — как будто забыла, что служит правительству…»
В том, что доктор Пинчер был прав, сомнений не было. Пуританская армия, добиваясь побед, становилась все более нетерпимой к джентльменам-пресвитерианцам в английском парламенте, сидевшим там в тепле и уюте и все еще пытавшимся договориться с павшим королем.
— Пусть его судят! — требовали они.
Они ворвались в Лондон и перепугали горожан, а Оливер Кромвель отправил одного из своих самых доверенных молодых офицеров, Джойса, схватить короля и перевезти его в армейскую тюрьму. И если король Карл в тюрьме условно все-таки оставался королем, а парламент — властью, то теперь реальной властью обладала армия.
Но больше всего Пинчера потрясли другие взгляды пуритан.
Если Церковь короля Карла, с ее епископами и ритуалами, выглядела для большинства пуритан ничуть не лучше папизма, все равно можно было поспорить насчет того, что же должно ее заменить. Но одно было предельно ясно: должен сохраняться порядок. Джентльмены в парламенте и солидные лондонские торговцы теперь уже благоволили к английской версии Пресвитерианской церкви. Вместо священнослужителей каждая община могла выбирать старейшин, а они, в свою очередь, могли избрать центральный совет, чья власть была бы уже абсолютной. И все это могло стать Новой национальной церковью.
Но пока они все вместе рисковали жизнью, переворачивая мир вверх дном, военные также обсуждали этот вопрос и пришли к совершенно другим выводам. Они решили, что с них довольно парламентариев. Если они могут сражаться против власти короля — помазанника Божьего, то почему они должны преклонять колени перед парламентом?
— По какому праву, — вопрошали они, — парламент должен нам объяснять, как именно следует почитать Господа? Бог говорит с каждым человеком напрямую.
И раз уж религиозные общины не были папистскими, то они должны быть вправе следовать собственной совести и основывать независимые Церкви в той форме, какая им нравится.
Такие доктрины оказались заразительными. Пинчер обнаружил это однажды утром, встретившись с Фэйтфулом Тайди. Пинчер был слегка разочарован тем, что, покинув Тринити-колледж, молодой человек почти не заглядывал к нему. Но поскольку Фэйтфул служил помощником в капитуле, они время от времени встречались. Парламентарии в Лондоне дали знать, что намерены узаконить Пресвитерианскую церковь и в Ирландии, и Пинчер был рад это слышать. Потому что если этим военным позволят и дальше держаться своего, заметил он в разговоре с Фэйтфулом, наступит хаос, полное разрушение всего религиозного и морального порядка.