Бриан О’Бирн заметил отца Лоуренса Уолша и заколебался. Встречаться с иезуитом ему было неловко.
Хотя было еще лето, моросил непрерывный дождь. Казалось, он шел уже много недель. Лето 1641 года оказалось еще хуже, чем лето 1640-го. Два года без урожая.
О’Бирн уже несколько месяцев не был в Дублине, но в Ратконан пришло письмо родственника его жены, сэра Фелима О’Нейла. Сэр Фелим сообщал, что желает немедленно видеть Бриана. О’Бирн уже провел с ним целый вечер, а в этот день, немного позже, должен был снова с ним встретиться. А пока он воспользовался свободным временем, чтобы пройтись по рынку и заняться одним небольшим делом. Он всячески избегал дома Смитов. И совершенно не имел желания встречаться с Уолтером, а Энн теперь ушла в далекое прошлое, поскольку Бриана устраивала новая жена. Он с радостью повидал бы молодого Мориса, но это вряд ли возможно.
В том, что касалось братьев Энн, Бриан просто не знал, как все обстоит. Уже пару лет он не видел своего друга Орландо, но слышал, что Орландо с женой усыновили ребенка, которого он сделал Энн, а как они относятся к нему самому, Бриан понятия не имел, да и не хотел выяснять. Однако он отлично знал, что Лоуренс, конечно, весьма не одобряет всю эту историю.
И потому О’Бирн был весьма удивлен, когда отец Лоуренс подошел к нему с улыбкой и воскликнул:
— А вот и тот, кого я хотел увидеть!
О’Бирн мгновенно насторожился. Инстинкты у него работали отлично. К такому дружескому приветствию должны были быть причины. Он вежливо поздоровался с иезуитом и, посмотрев на умное аскетичное лицо, мысленно поинтересовался: «И что ты хотел бы разузнать?»
— Ты ведь встречался с сэром Фелимом, да?
Вопрос. Бриан тут же подумал: «Ты ведь и сам прекрасно это знаешь».
Он позволил отвести себя в сторону, где широкий верхний этаж дома какого-то торговца, нависший над улицей, закрывал их от дождя.
— Интересные времена настали для католиков, О’Бирн, — произнес иезуит.
В мае английский парламент добился своего. Суд над Уэнтуортом на самом деле был настоящей пародией, но короля все же вынудили подписать смертный приговор Уэнтуорту, и ему отрубили голову при огромном скоплении веселившегося народа. Время шло, нового лорда-наместника в Ирландии до сих пор не назначили, но две менее важные фигуры, которых именовали лорд-судья, управляли островом из Дублина. А потом сорвавшийся с цепи английский парламент распустил девять тысяч рекрутов в Ульстере, поскольку те казались им серьезной угрозой. Король Карл теперь почти не имел военных сил в Ирландии.
Поэтому вряд ли стоило удивляться тому, что члены ирландского парламента тоже начали прикидывать, как им поступить, чтобы лишить короля силы.
— Пусть Ирландия станет отдельным королевством, — поговаривали некоторые из старых англичан. — Король Карл, конечно, так и будет королем, но мы не стали бы больше отчитываться перед лондонским парламентом. Ирландией будут править ирландцы.
Под «ирландцами» они, конечно, подразумевали самих себя. И это было привлекательной идеей для преданных джентльменов вроде Орландо Уолша, который мог вполне разумно надеяться, что любое такое правительство закончит тем, что станет католическим. И тогда наконец король наверняка будет вынужден даровать им все свободы и покончить с планами дальнейшей колонизации — в ответ на их поддержку.
О’Бирн и сам не знал, что он чувствовал по этому поводу. Коренная ирландская аристократия вроде сэра Фелима принадлежала, без сомнения, к правящему классу; и он сам, благодаря связям жены, мог иметь от этого выгоду. Но О’Бирн сомневался, будет ли польза мелким ирландским землевладельцам.
Кроме того, могут ли все эти католические надежды к чему-то привести? Католиков проклинали новые английские протестанты в ирландском парламенте, не говоря уже об английских пуританах. Король-то еще мог уступить, но протестанты — никогда.
Встреча накануне вечером была весьма секретным делом. Сразу по приезде в Дублин О’Бирн узнал, как именно родственник жены хочет им воспользоваться.
— Я желаю, чтобы ты кое-куда пошел и потом рассказал мне все, — объяснил он. — Для меня слишком опасно появляться там. Так что будь внимателен и расскажешь, что думаешь.
Учитывая их родство, О’Бирн просто не мог отказаться. И, следуя наставлениям, он отправился в дом одного джентльмена-католика в приходе Святого Оуэна. В течение трех часов туда пришли и другие люди, по одному. Лорд Магуайр. Потом еще три или четыре человека. Потом О’Мор. Разговор шел о масштабных вещах. О’Бирн узнал даже кое-что весьма пугающее. А когда он уходил вместе с остальными, с него взяли клятву никогда не рассказывать того, что он слышал.
И потому теперь Бриан ответил иезуиту уклончиво:
— Интересные времена? Ну, пожалуй.
— И взгляды сэра Фелима должны быть интересны, — тихо продолжил иезуит.
— Он очень хороший человек. Никаких сомнений, — искренне произнес О’Бирн. — Его родство с моей женой весьма отдаленное, ты знаешь, но он делает нам много добра.
И минуту или две он надоедал отцу Лоуренсу историями о прекрасной натуре О’Нейла.
— Ты ведь знаешь, сейчас за нами наблюдает вся Европа, — сказал иезуит, внимательно глядя на О’Бирна.
Отец Лоуренс наверняка знал гораздо больше О’Бирна. И у отца Лоуренса были причины чувствовать удовлетворение. Тем более это касалось не просто вопросов влияния и образования.
По всей Европе в течение нескольких последних десятилетий силы католической Контрреформации добились значительного успеха. Во Франции кальвинисты остались в меньшинстве, и им лишь позволяли существовать, но тихо. Сильная Лютеранская церковь Германии, хотя ей и помогали сочувствующие англичане, датчане и голландцы, была вытеснена из многих областей и спасена от полного уничтожения только протестантской шведской армией. На востоке, в Польше, половина протестантских церквей уже исчезла. В Центральной Европе протестантов выгнали из Австрии, а могущественная коалиция Испании и Германии при поддержке папских сил разгромила большие протестантские коммуны в Богемии и Моравии, вернув эти области к католицизму.
— На континенте также есть добрые ирландцы, которые готовы послужить святому делу, — тихо продолжил отец Лоуренс.
Уже два поколения подряд ирландцы, покинувшие родные берега, вступали в армии католической Европы. Ирландские вожди и принцы стали искусными военачальниками на континенте и заняли высокое положение.
— И возможно, — сказал иезуит, внимательно наблюдая за О’Бирном, — им подвернется случай послужить своей родной земле.
О’Бирн немного помолчал, прежде чем что-то сказать. Он не знал, какую пользу католические силы в Европе могли бы принести Ирландии в настоящее время или о чем могли мечтать ирландские изгнанники. Но отец Лоуренс, конечно, знал. А О’Бирну совсем не хотелось оскорблять иезуита. Но не ему было приводить Лоуренса на встречу с другими, и он поклялся не говорить о том, что слышал накануне вечером… Если они сами захотят, чтобы отец Лоуренс что-то узнал, то расскажут ему в скором времени. И О’Бирн избрал тактику полного неведения.
