— Нет, я теперь с тебя глаз не спущу, — вполне благодушно произнес он.
Сев на кровать, Кейтлин улыбнулась себе под нос.
— Но, дядя Шерри, — сказала она, — мне все-таки нужно минутку побыть наедине.
Ей просто необходимо было спрятать револьвер.
К тому времени, когда она проснулась, уже было ясно, что делать ей больше нечего. Главный почтамт никто не удерживал. Его доблестным защитникам, включая Пирса, пришлось уйти. А к воскресенью капитулировали и другие волонтеры.
На Фицуильям-сквер солдаты появились воскресным утром. Они шли от двери к двери и заявляли, что должны обыскать каждый дом, поскольку там могли прятаться члены «Шинн Фейн».
Подобная путаница была и в британской армии, и в британских газетах. Возможно, слыша, что членов Ирландского республиканского братства называют фениями — а это слово было взято из ирландской легенды, — англичане предположили, что это то же самое, что и ненасильственное националистическое движение Гриффита «Шинн Фейн», которое вообще не присоединилось к восстанию. И это весьма характерно для британских властей: они вообще не понимали, кто их враг.
Шеридан Смит, предвидя посещения такого рода, решил, что для них с Кейтлин лучше оставаться дома. И она вынуждена была признать, что дядя отлично справился с ситуацией. И безусловно, его общеизвестная респектабельность тоже сыграла им на руку. В его доме просто не может быть никаких членов «Шинн Фейн», заверил он солдат. Здесь только его двоюродная внучка, студентка, и он сам. И он останется здесь до тех пор, пока мать девушки не вернется из-за границы. И тем не менее он предложил солдатам внимательно осмотреть дом. Но они лишь бросили беглый взгляд туда-сюда и вежливо ушли. Не найдя «уэбли».
Тем временем суровый британский генерал Максвелл, которого прислали навести порядок, мгновенно назначил трибунал для осуждения лидеров восстания. В середине недели Шеридан сказал Кейтлин:
— Похоже, под трибунал отдадут сто восемьдесят мужчин и одну женщину, графиню Маркевич.
Судебные процедуры не затянулись. И на следующий день Шеридан вернулся домой подавленным.
— Грустные новости. Ты ведь знала моего служащего Вилли О’Бирна? Я заподозрил, что он впутался во все это, когда он не вышел на работу. Но похоже, Вилли увяз куда глубже, чем я предполагал. Как бы то ни было, он среди тех, кого будут судить сегодня. — Шеридан печально покачал головой. — Боюсь, его расстреляют.
Глупцы! Глупцы! Только это и можно было повторять. Но лишь в последующие месяцы она начала действительно так думать.
Нельзя было обвинить британцев в жестокости, если учесть обстоятельства и условия тех дней. На самом деле они оказались даже гуманнее, чем могли быть власти какой-нибудь другой страны. Но они не были умны.
До того как повстанцы сдались, кое-где отпустили женщин. И большинство из них, после краткого допроса британскими офицерами, отправили по домам. По правде говоря, британцы просто не знали, что с ними делать. Семьдесят девять женщин были арестованы. Семьдесят три из них вскоре отпустили. Кейтлин с радостью узнала, что и Рита оказалась в числе освобожденных. Нескольких сначала держали в Килмейнэме, потом перевели в тюрьму в Маунтджой, затем отправили отбывать срок наказания в Англию. И только графиня Маркевич, которая слишком энергично пользовалась револьвером и других поощряла к тому же, была приговорена к расстрелу.
Было схвачено почти три с половиной тысячи мужчин. Примерно полторы тысячи отпустили, а остальных также отправили в Англию, кроме тех ста восьмидесяти шести, которых решено было отдать под трибунал. Из них восемьдесят восемь, включая де Валеру, приговорили к расстрелу.
Но по большей части эти приговоры не были приведены в исполнение. Графиню выслали, потому что она была женщиной. Де Валера также спасся, возможно, потому, что его сочли гражданином Америки. Большинству же смертный приговор заменили пожизненным заключением. Среди них, как с радостью узнала Кейтлин, оказался Вилли О’Бирн. И скорее всего, почти все они могли выйти на свободу через год или около того по амнистии.
Но пятнадцать расстрелянных послужили своему делу куда больше, чем сами могли бы вообразить. Пирс, поэтическая душа, был любим многими. Он повел людей на Главный почтамт, он провозгласил республику. Он должен был знать, что его могут расстрелять. Но вот его младший брат? Его, как понял бы любой, выбрали просто потому, что он был братом Пирса. Джозеф Планкетт, который все равно умирал от болезни, женился на своей возлюбленной за несколько часов до расстрела и стал романтической фигурой. Джеймс Коннолли был так тяжело ранен во время событий, что его пришлось привязать к стулу, чтобы расстрелять. Казни продолжались десять дней, и к концу никто, кроме разве что единиц, не видел в этом никакого правосудия.
И мнение людей начало меняться. Когда один из героев восстания на следующий год объявил голодовку, тюремные надсмотрщики умудрились его убить во время насильственного кормления. Этого не должно было случиться. Но случилось.
К концу 1917 года «Шинн Фейн», организация умеренных взглядов, но которую британцы по ошибке считали фениями, и куда более воинственные националисты объединились в политическую партию и избрали своим лидером де Валеру.
— Мы хотим иметь Ирландскую Республику, — открыто заявляли они. — И мы будем добиваться своего на местных и парламентских выборах.
На следующий год британское правительство арестовало всех их лидеров.
А потом, отчаянно сражаясь с Германией и не зная, как справиться с голодом в армии, британское правительство внезапно пригрозило Ирландии обязательным призывом на воинскую службу.
— Вот видите, — могли бы сказать Вилли О’Бирн и другие вроде него, — англичане заключают соглашения, только верить им нельзя.
Глупцы! Даже Шеридан Смит повторял это теперь.
— Если Британия хотела доказать, что повстанцы были правы, — заметил он как-то, — они просто не могли бы сделать этого лучше.
Когда в 1918 году мировая война наконец закончилась, были назначены всеобщие выборы. Старая партия Редмонда получила всего шесть мест. «Юнионисты», то есть на самом деле протестанты Ольстера, завоевали двадцать шесть. Новое объединение «Шинн Фейн» — семьдесят три.
— Мир изменился, — пришел к выводу Шеридан Смит. — Изменился полностью и окончательно.
Однако все изменилось даже сильнее, чем ожидали того люди. Потому что, будучи избранными, все ирландские члены парламента, за исключением «юнионистов» и горстки людей Редмонда, сделали то, что считали единственно логичным для людей своих убеждений. Они не просто отказались занять свои места в британском парламенте в Вестминстере, они сделали нечто гораздо лучшее: созвали собственное национальное собрание — Дайл Эйреанн — в Дублине.
— Мы теперь и есть настоящее правительство Ирландии, — заявили они.
К весне они учредили совет министров, в который вошли Гриффит, графиня Маркевич, граф Планкетт, Макнейл, бывший волонтер, Коллинз, энергичный молодой человек из Ирландского республиканского братства, и другие. Председателем стал де Валера.
