— Он называется «Вольта», святой отец. Вы там бывали?
— Нет, — ответил священник. — И много в нем зрителей?
— Всего несколько человек, кроме нас. Я пытался продать Джойсу пару мест для объявлений, но он не может себе этого позволить. Боюсь, его бизнес не процветает.
Отец Брендан уже слышал об этой рискованной затее. Джойс — протеже Гогарти. Но что бы ни твердил Оливер Сент-Джон Гогарти, судя по тому, что слышал священник, молодой Джойс не слишком хорошо начал. Прежде всего он завел интрижку со служанкой, но так и не женился на ней. Это было и безнравственно, и просто глупо. Джойс мог бы попытаться освоить какую-нибудь профессию или, по крайней мере, найти постоянную работу, но если Гогарти уже становился известным хирургом, то Джойс не отличался прилежанием и трудолюбием. Нет, Джойс не был достаточно основательным человеком. Впрочем, мысленно поправил себя отец Брендан, не ему судить. Господь ведет каждого невидимыми нам путями.
В любом случае Джойс уехал тогда на континент. Он жил в Триесте, почему — никто не знал. А теперь вернулся в Дублин и открыл кинотеатр на Мэри-стрит. А что люди в Триесте могли знать об интересе дублинцев к движущимся картинам, священник даже не представлял. Он заметил высокую худую фигуру молодого человека у входа в кинотеатр. Джойс выглядел весьма грустным, но священник решил не подходить к нему.
— Говорят, везде уже сходят с ума по кино, — продолжил Вилли. — Но только не в Дублине. Ну, пока нет. Мне кажется, Джойс немного поспешил с этим.
— Без сомнения, — согласился отец Макгоуэн. — Ну, я должен идти, мне нужно навестить одну леди в больнице Ротунда.
— Он считает меня жестоким! — заявил Вилли, когда священник ушел.
— Ты не всегда добр, — согласилась его кузина Рита, и Вилли в ответ только пожал плечами. — Кроме того, — продолжила Рита, — ты не ответил на вопрос, который я задала тебе до того, как мы столкнулись с отцом Макгоуэном. Но я не верю, — добавила она, — что тебе все равно.
Вилли немного подумал. Вообще-то, ему было все равно. Но он не хотел говорить этого Рите. Она была единственным членом ее семьи, с которым у него всегда складывались отношения. И он вполне понимал ее точку зрения.
А она спросила, почему на кондитерской фабрике «Якобс» старшие работники получают один фунт в неделю, а она сама зарабатывает меньше трети этой суммы? Вилли ответил, что им нужно кормить семьи. Так всегда было. И никто прежде на это не жаловался.
— А мы теперь жалуемся, — заявила Рита.
И некоторые молодые мужчины, которые, конечно, получали больше женщин, но все равно меньше, чем старшие по возрасту, за ту же самую работу, тоже начинали проявлять недовольство.
— Но у нас наконец-то есть теперь профсоюз, — сказала Рита.
Ирландский профсоюз был недавно создан Джеймсом Ларкином. И количество его членов быстро увеличивалось. Но собираются ли они что-нибудь сделать для женщин, оставалось неясным.
— Они говорят, будто профсоюз ко всем относится одинаково. Но я бы предположил, — искренне сказал Вилли, — что большинство мужчин в нем не стали бы хлопотать о том, чтобы женщины получали равную с ними плату, и, уж конечно, об этом не станут заботиться работодатели. Вам нужен собственный профсоюз.
— Но такого нет.
— Знаю. — Вилли подумал. — А вы просто жалуетесь или хотите что-нибудь предпринять сами?
— Я собираюсь.
— Но это опасно. — Наниматели обычно просто увольняли беспокойных работников. Вилли подождал ответа, но Рита молчала, и он продолжил: — Ты ведь знаешь, в «Шинн Фейн» даже на руководящих должностях есть женщины.
Движение «Шинн Фейн» начал Артур Гриффит после того, как стал издавать газету «Объединенные ирландцы». Название означало «Мы сами», и идеей движения был бойкот английских товаров во всех тех случаях, когда то же самое можно было бы производить в Ирландии.
— Нам нужна самодостаточная экономика, — заявляли последователи Гриффита. — Мы должны показать всей Ирландии, как постоять за себя в качестве свободной и независимой нации.
«Шинн Фейн» быстро превратилось в конгломерат разных групп, посвятивших себя общему ненасильственному сопротивлению власти англичан.
— Ты ведь состоишь в «Шинн Фейн», да? — (Вилли кивнул.) — И что тебя подтолкнуло к этому?
— Да многое. Наверное, прежде всего это был Макгоуэн-книготорговец. Знаешь, он брат отца Макгоуэна. Он мне показал это направление. Но в принципе, это совершенно естественно. Я хочу, чтобы англичане убрались из Ирландии.
— Ну, это мне понятно. — Рита согласно покачала головой. — А ты хочешь, чтобы женщины получили право голоса?
— Эй, да ты превращаешься в суфражистку? Я и не знал, что у тебя такие радикальные взгляды.
— Ничего подобного. Но когда я начинаю думать о заработной плате, то тут же приходит мысль о том, что женщины должны голосовать. Такое движение уже очень широко распространилось в Англии.
— Забудь об этом, Рита.
— Почему?
— По двум причинам. Во-первых, лучше делать по одному делу зараз, а во-вторых, мы в Ирландии пока не желаем, чтобы женщины получили право голоса.
— Но почему?
— Потому что не хотим того, что приходит из Англии. Нечто такое должно родиться в самой Ирландии.
Рита обдумала его слова.
— Мне почему-то кажется, что тебе совершенно плевать на право голоса для женщин, — наконец сказала она.
— Как скажешь.
— Но я подумаю насчет «Шинн Фейн». И спасибо, что сводил меня в кино.
— Тебе понравилось?
— Не особенно. Но вообще было интересно.
— Что ж, ты, по крайней мере, увидела это, пока есть возможность. Думаю, Джойсу не удастся достаточно долго поддерживать свою «Вольту». Ладно, провожу тебя домой.
— Зайдешь к нам?
— Нет.
Было уже довольно поздно, когда отец Брендан Макгоуэн вышел из больницы Ротунда. Визит был вполне удачным. Но когда отец Макгоуэн стал прикидывать, какую дорогу выбрать, он нахмурился. Лучше всего было пойти по Парнелл-стрит, шумной улице, проходившей через эту часть города и прорезавшей ее с северо-востока на юго-запад, поперек Саквилль-стрит, рядом с Ротундой. Для отца Макгоуэна этот путь был вполне удобным, но в последние два года Парнелл-стрит перестала пользоваться благосклонностью священника, и он старался ее избегать с тех пор, как Том Кларк открыл табачную лавку.
Отец Макгоуэн недолюбливал Тома Кларка.
Брат священника, книготорговец, был знаком с Кларком, даже дружил с ним, когда жил в Америке. Это было еще до того, как Том Кларк пытался взрывать бомбы в Англии, за что и угодил в тюрьму. Но теперь он вернулся в Ирландию.
Долгие годы в английской тюрьме изменили Кларка внешне. Тощий, с редеющими волосами, он выглядел лет на двадцать старше. Обманчивая внешность. И это делало Кларка еще более опасным. За его очками в стальной оправе прятались глаза, полные холодной страсти и такой энергии, которые священнику совсем не нравились. И книготорговец больше не интересовался Кларком. Их дружба закончилась. Зато табачная лавка стала местом встречи фениев, то есть членов Ирландского республиканского братства (ИРБ). Бог знает, что замышляли эти парни. Выяснить это было невозможно, поскольку действовали они скрытно, неизвестно было и кто состоит в этой компании. Разве что если долго наблюдать за Томом Кларком и его магазинчиком и отмечать, кто заходит туда достаточно часто. Но отцу Макгоуэну и не хотелось этого знать. Он вообще предпочитал не ходить мимо табачной лавки и обычно выбирал другую дорогу.
