В последнее время Шеридан стал слышать от Кейтлин весьма неглупые вопросы о политической ситуации, и это радовало его. Есть ли действительно надежда на то, хотела знать девочка, что Ирландия наконец-то освободится от Англии?
— Вообще-то, — отвечал он, — события как раз приобретают интересный оборот. — И объяснял почему.
Поворот событий начался в некоем обсуждении, которое, вообще-то, не имело прямого отношения к Ирландии. В 1909 году в лондонском парламенте произошли перемены огромного значения. До сих пор палата лордов, традиционно состоявшая из консервативных пэров, получавших места по наследству, всегда могла блокировать принятие новых законов. И вот нынешнее либеральное правительство, столкнувшись с тем, что их бюджет был подобным образом блокирован, под лидерством Редмонда и ирландских членов парламента только что добилось изменения в конституции. И с этого времени лорды более не могли блокировать законы, а могли только затормозить их принятие. В уплату за свою помощь ирландская партия добилась обещания того, что будет подготовлен и представлен парламенту новый закон о самоуправлении.
— В прошлом, — объяснил Шеридан девочке, — акты о самоуправлении, дающие Ирландию свободу, благополучно проходили через британскую палату общин. Но Ирландия до сих пор свободы не получила, поскольку эти законодательные акты всегда блокировались палатой лордов. Но если такой закон в следующий раз пройдет через палату общин, то лорды уже не смогут его запретить. И те, кто хочет отделения Ирландии, получат свое без всякого кровопролития. Теперь это просто вопрос времени. Думаю, это произойдет в ближайшие годы.
— Но это ведь хорошо, да, дядя Шерри?
— А ты как думаешь?
— Я думаю — хорошо.
Сегодняшняя их прогулка стала результатом обещания, данного Шериданом две недели назад. Он вел Кейтлин на репетицию в Театр Аббатства.
Это было что-то новое — очарованность Кейтлин театром. Они с матерью с удовольствием ходили на обычные в Дублине пантомимы и в мюзик-холл. Но развившийся не по возрасту интерес к драме был, конечно же, результатом влияния старой Морин.
А интерес самой старой леди к Театру Аббатства возник довольно неожиданно.
В январе 1907 года Йейтс и леди Грегори добились постановки пьесы Джона Миллингтона Синга, наделавшей много шума. «Удалой молодец — гордость Запада» отличался весьма запоминающимся языком и анархическими идеями, и это было нечто такое, чего дублинская публика никогда прежде не видела. И публике пьеса не понравилась.
— Это не Ирландия! — возмущались зрители.
— Живые люди так не говорят! — заявляли они о языке пьесы.
А странные поступки героев…
— Да это просто бред больного воображения!
К концу спектакля в зале едва не начался бунт.
— Но я слышал такую речь на западном побережье, — отвечал драматург. — И даже в некоторых дублинских кварталах.
В общем, разговоров было так много, что Морин потребовала от Шеридана, чтобы он повел ее на этот спектакль.
— Я сама с запада, — заявила она, — так что в состоянии судить.
В зале стоял ужасный шум, поскольку многие пришли лишь для того, чтобы освистать пьесу. Слышно было плохо, но Морин заявила, что спектакль ей понравился. Однако куда важнее было то, что она, похоже, одобряла усилия театра в продвижении ирландской драмы, и, к удивлению Шеридана, Морин, которой было уже за девяносто, вдруг начала ходить в театр. И посещала его почти каждый месяц. А теперь Морин решила, что и Кейтлин должна ходить с ней. Мать Кейтлин опасалась, что девочке станет скучно. Но ничего подобного. И даже как раз наоборот. Вплоть до того, что недавно Кейтлин заявила о своем желании пойти на сцену.
— Ох, дорогой Шерри! — жаловалась Шеридану ее мать. — Моя дочь просто заболела сценой! И что мне делать?
— Ничего, — с улыбкой ответил Шеридан.
Ничего необычного не было в том, что одиннадцатилетняя девочка заразилась театральной болезнью. Он воспользовался своими связями в театре, чтобы устроить поход за сцену во время репетиции, волнение Кейтлин было неописуемым.
Они прошли по мосту через Лиффи. Впереди протянулась широкая Саквилль-стрит. Слева возвышалось приземистое, похожее на казарму, здание главпочтамта, с ионическим портиком и шестью колоннами. Перед ним, в центре улицы, красовалась высокая колонна Нельсона, придававшая этому месту имперский вид. Эту колонну, бывшую старше ее более высокой сестры на Трафальгарской площади в Лондоне, установили в честь великого английского адмирала. Шеридану она нравилась. Ему казалось, если такое сооружение ставят посреди улицы, то оно должно приносить какую-нибудь пользу. Вы и в самом деле могли подняться по внутренней лестнице колонны на площадку у самой верхушки, и оттуда открывался великолепный вид на город. Они с Кейтлин как раз подходили к колонне, когда увидели отца Брендана Макгоуэна.
Он тепло поздоровался с ними. Да, у них все в порядке. А заметили они, какой сегодня резкий ветер дует с востока? Ну, еще почувствуют, когда подойдут к Эбби-стрит. А он просто вышел на обычную прогулку. Священник бодро попрощался с ними и зашагал на запад. Ветер дул ему в спину, и он словно плыл под полными парусами. А Шеридан с Кейтлин повернули на Эбби-стрит и подошли к театру.
— Вы упустили мистера Йейтса, он только что был здесь, — сообщил им швейцар.
Но Йейтса можно было увидеть в Дублине практически в любой день. Стоило только пройтись по Сент-Стивенс-Грин, и вы бы заметили его высокую фигуру, клок черных волос, падавших на лоб… Поэт рассеянно бродил вдоль улицы, погрузившись в свои мысли.
Оказавшись в театре, Шеридан позволил себе передохнуть. Девочку он передал в руки своих знакомых, а сам мог посидеть в пустом зале, пока ей показывали закулисный мир. Костюмерные, гримерные, закулисная система канатов и шкивов, огромные помещения, где хранились декорации. Обычная театральная жизнь наверняка казалась девочке настоящим волшебством. Потом появился режиссер. Началась репетиция. Шеридан не видел Кейтлин, но знал, что она должна была стоять где-нибудь за кулисами, следя за каждым движением, вслушиваясь в каждое слово. Даже для него, давным-давно привыкшего к подобным вещам, все равно оставалось нечто особенное в театральной атмосфере, которая для влюбленных в театр была чем-то даже бóльшим, нежели некое религиозное пространство, это было вечностью. Шеридан сидел в пустом зале, закрыв глаза.
Прошло полтора часа, прежде чем появилась Кейтлин. Ее глаза сияли. Визит явно оказался удачным. Девочку сопровождал рабочий сцены. Он улыбался.
— Она просто чудо! — сообщил он Шеридану. — Нам она очень понравилась, и ей здесь хорошо, — добавил он таким тоном, который заставлял предположить, что рабочий чувствовал: именно здесь настоящее место Кейтлин.
Тут где-то наверху с легким скрипом открылась дверь, потом с шумом захлопнулась. Рабочий посмотрел вверх, потом, еще раз улыбнувшись, вернулся за сцену.
