Но, кроме того, Вилли заметил и брошюру, на которой, насколько он смог разобрать, было написано: «Теософическое общество». И если миссис Бадж принимала гостей именно здесь, то эта комната явно была ее личной берлогой. Может, ее гости являлись членами избранного круга. Отец Вилли клялся, что миссис Бадж проводит спиритические сеансы. Вполне возможно.
На ней снова был тюрбан, на этот раз из коричневой ткани с пестрым орнаментом. На плечи миссис Бадж набросила индийскую шаль. Она не слишком изменилась за прошедшие годы, разве что ее щеки немного обвисли.
— А ты довольно молод, Вилли, — сказала она.
Вилли посмотрел на стул, и миссис Бадж жестом велела ему сесть. На этот раз Вилли не испытывал страха перед ней. Месяцы, проведенные в деловом мире Дублина, придали ему уверенности в себе. В конце концов, он пришел по делу. К тому же он успел приобрести достаточно приятные манеры. И он вежливо, но четко объяснил суть вопроса.
— Я пришел, миссис Бадж, — сказал Вилли, — от имени моего отца.
По новому земельному законодательству Уиндхэма условия были воистину экстраординарными. Цена, которую предлагалось уплатить за землю, в двадцать восемь раз превышала ежегодную арендную плату. Владелец земли получал эти деньги от правительства сразу и вполне мог вложить их в какое-нибудь дело с более высоким доходом. А от арендатора не требовалось даже первого взноса. Правительство просило с него лишь три процента в течение шестидесяти восьми лет. И, кроме того факта, что даже самая скромная инфляция в итоге свела бы выплаты к ничтожным суммам, это должно было почти наверняка сократить количество арендаторов, желающих уехать с острова. В общем, правительство решило потратить некую часть богатств империи на то, чтобы выкупить земли у протестантов и вернуть их в ирландские руки. А потому вряд ли стоило удивляться, что и в самом деле уезжать стали меньше. Похоже, сбывалось предсказание Шеридана Смита: кое-кто уже подсчитал, что третья часть острова, а то и больше, может сменить хозяев.
Вилли очень точно и очень вежливо изложил пункты нового закона. Он объяснил, что предлагаемые условия настолько хороши, что и его отец, и, без сомнения, сама миссис Бадж вряд ли захотели бы упустить возможность. Он подчеркнул, пусть и не совсем искренне, что его отец весьма привязан к имению Баджей и много сделал для него и теперь ему хочется жить в гармонии с этим миром. И если что-нибудь изменится, так только к лучшему. Вилли говорил уважительно и любезно. Миссис Бадж внимательно выслушала его. Когда Вилли закончил, она некоторое время молчала, потом чуть заметно улыбнулась:
— Вилли, ты веришь в переселение душ?
Вилли уставился на нее, сначала вообще не поняв вопроса.
— Я должен спросить об этом отца Макгоуэна, — наконец выдавил он. — Но вообще вряд ли…
— Ты должен изучить этот вопрос! — воскликнула миссис Бадж. — Это очень, очень интересная тема! Я вот все думаю, кем ты мог быть в прошлой жизни? Сама я… — Она не высказала этого вслух. Возможно, ей пришло на ум нечто слишком необычное для скромного слуха. — Все мы, — она посмотрела на фотографию на стене, — нечто большее, чем нам кажется. Здесь, в Дублине, многие интересуются теософией, знаешь ли. И сам мистер Йейтс тоже изучал этот вопрос. Мы все связаны между собой. Но это становится ясным только тогда, когда мы достигаем духовного просветления. Буддизм, индуизм, даже христианство — они взаимосвязаны. И это путь в будущее, я уверена. Мы слишком много думаем о материальном.
Обладали ли связностью ее собственные мысли? Трудно сказать. Но Вилли с легкостью признал в ней определенный тип личности. Миссис Бадж явно решила стать городской сумасшедшей. Таких было довольно много. Вилли предполагал, что эти люди есть и в других местах, но Дублин, с его особой праздной атмосферой, похоже, способствовал увеличению их числа.
Если вам просто нечем заняться и, возможно, слегка не хватает денег — а кому их хватает? — то стать эксцентричным чудаком — самый легкий путь приспособиться к жизни. Так можно ускользнуть от любых проблем.
И тут Вилли внезапно понял эту женщину. Конечно, ей больше не за что было держаться. Земля в Ратконане — это все, что у нее осталось. И она никогда ее не отдаст. Все эти разговоры о духовном ничего не значили, это просто потрепанная старая ширма, за которой скрывались ее подлинные намерения.
— А как насчет земли моего отца? — спросил он.
— Мне нужно подумать, Вилли. Но всем нам и так ведь хорошо. Скажи это своему отцу. Все это временное, преходящее! — воскликнула она, словно ее слова могли что-то значить.
Вили склонил голову. Горничная проводила его к выходу.
Эта старуха решила, что одурачила меня, думал Вилли. Но ей это не удалось. И с этого момента началась война.
На следующий день он шел от Тринити к Меррион-сквер, соображая, что написать отцу и какие подробности встречи с миссис Бадж не стоит упоминать, когда заметил, что зеленая дверь книжной лавки Макгоуэна открыта. Вилли казалось, что он никогда прежде не видел ее распахнутой. Вроде бы ей положено быть закрытой. И просто из-за столь необычного обстоятельства он решил туда заглянуть. Да и почему нет, в конце концов? Может, Шеридан Смит и говорил ему, что лучше избегать владельца, но это же определенно не запрет на то, чтобы посмотреть на книги. Кроме того, Вилли было любопытно проверить, покажется ли ему мистер Макгоуэн таким же пугающим, как в детстве. И он вошел в лавку.
Макгоуэн сидел за письменным столом в глубине помещения. Он изучал какую-то книгу, явно соображая, как следует ее оценить, и при этом курил сигарету. Пальцы книготорговца пожелтели от никотина. Вилли подошел к книжному стеллажу. Прямо перед ним оказалась книга проповедей какого-то богослова XVIII века. Вилли взял книгу и сделал вид, что просматривает ее.
И точно, на него тут же уставился глаз книготорговца. Но Вилли не было страшно, он продолжал держать книгу и даже гордился собой.
— Вам нравится эта книга? — спросил Макгоуэн.
— Нет.
Вилли пошел вдоль стеллажа. Книга о южноамериканских растениях, с иллюстрациями. Вилли посмотрел иллюстрации. Весьма качественные.
— Странно, — заговорил Макгоуэн, — что вас не интересуют книги и вы не занимаетесь спортом. Вы состоите в Гэльской атлетической ассоциации?
— Нет.
— А вы говорите на языке?
Ирландский. Гэльский. Почетный язык.
— Немного. Моя мать говорит.
— Вы должны вступить в ассоциацию. Хотя, думаю, вам и так хватает физических нагрузок, — заметил он, — раз вы бегаете по поручениям Шеридана Смита. — Он увидел, как Вилли слегка вздрогнул от удивления. — Я знаю, кто вы такой. Брат мне о вас рассказывал.
— Отец Макгоуэн всегда был очень добр ко мне.
— Не сомневаюсь. Он вообще добрый человек. — Хозяин лавки сделал еще затяжку. — Но заблуждающийся.
Он почти чудесным образом, как показалось Вилли, продолжал извлекать дым из обгоревшей бумажки, которую держал между пальцами, сделал еще две затяжки, а потом безразлично бросил окурок в маленькую каменную пепельницу, выжав остатки жизни из крохотного огонька ногтем большого пальца, затем поднял голову, словно проверяя, здесь ли еще Вилли.
