— Я пытался привести своего друга Джойса, — любезно сообщил он хозяину дома, ставя у стенки свой велосипед. — Но он не захотел пойти.
Шеридан Смит не особо этим огорчился. Он не знал Джойса, но отлично осознавал, что Гогарти, будучи человеком великодушным, постоянно твердил о гениальности этого юноши и старался похвалить его при каждом удобном случае. Однако Шеридан был уверен, что Джойсу далеко до самого Гогарти. Кроме того, Гогарти был джентльменом, а бедный Джойс — нет. Шеридан представил рядом графа и Джойса и порадовался отсутствию юноши.
— Отец Макгоуэн приведет с собой какого-то бедного студента, — сказал он гостю. — Если я буду занят, вас не затруднит пообщаться с ним?
Вилли О’Бирн, подойдя к этому дому, ощутил некоторый трепет. Со стороны отца Макгоуэна, который и сам-то почти не знал Вилли, а просто иногда давал уроки в его школе, было очень великодушно проявить к мальчику такой интерес. Ведь, кроме этого священника и весьма ограниченных средств его собственной семьи, Вилли ничто не поддерживало в этом мире. Когда они повернули на Веллингтон-роуд и Вилли увидел большие богатые дома, смотревшие на него сквозь туман, он вдруг сообразил, что никогда не бывал в подобном доме. Хотя священник прямо не говорил, но было очевидно: он надеялся, что хозяин дома может как-то помочь Вилли. А что, если он произведет дурное впечатление? Не утратит ли тогда священник интерес к нему? Что он должен говорить в этом доме?
— Ты просто наблюдай за всем, — сказал вдруг отец Макгоуэн, как будто прочитав его мысли. — Если к тебе обратятся, вежливо отвечай. Ты отлично справишься. Иначе я и не привел бы тебя сюда. Ну вот, пришли.
Три минуты спустя Вилли, слегка побледнев, молча наблюдал за жизнью другого класса. До сих пор ему не доводилось встречаться с графом.
Граф Бирн, похоже, чувствовал себя не очень хорошо. Это был высокий, худой человек, его черные волосы, тронутые сединой, разделены пробором. Граф носил аккуратные усы. Нос его явно был крупноват для такой изысканной и ухоженной фигуры. Одет он был в новенький двубортный пиджак и брюки с манжетами — моднейшая штучка, которую едва ли видели даже в клубе на Килдэр-стрит, о котором граф мимоходом упомянул. В правой руке граф небрежно держал турецкую сигарету. Карие глаза графа смотрели мягко и меланхолично на любого, с кем он говорил. В данный момент это был молодой Гогарти, который явно не считал графа стоящим намного выше себя. В ответ на вопрос Гогарти о происхождении его титула граф тихо ответил:
— Я граф Священной Римской империи.
Его плохое самочувствие выдавало то, как он осторожно опирался на эбонитовую трость и как при этом слегка наклонялся влево. А Вилли, услышав его ответ Гогарти, как-то сразу немного успокоился. По крайней мере, эта пугающая личность была католиком.
Старая миссис Морин Смит начала расспрашивать Вилли о его жизни, и с ней было удивительно легко общаться. Граф заговорил с отцом Макгоуэном, а Гогарти подошел к Вилли и вовлек его в дружескую беседу. Вилли узнал, что Гогарти собирается стать врачом. Он был не намного старше самого Вилли, но Вилли сразу понял, что в сравнении с ним у этого молодого человека масса преимуществ. Вилли никогда не встречался с человеком, который с такой легкостью и простотой держался бы в обществе. Появились какие-то дети. Графиня ушла наверх со своей дочерью, которая, похоже, выбрала именно этот момент, чтобы заболеть. Наконец графиня спустилась вниз, но без дочери. Графиня, несмотря на свое богатство, была очень дружелюбной. А потом они все сели за стол.
Воскресные семейные обеды у Шеридана всегда были спокойными и веселыми. Дети сидели за столом вместе с взрослыми, но в определенный момент уходили. И только тогда разговор становился куда более интересным.
Вилли, к своему удивлению, быстро обнаружил, что никто не расспрашивает графа о его благородной жизни, зато сам он очень интересуется мнением собравшихся по множеству вопросов.
— В последние годы я редко бываю в Ирландии, — пояснил он, — и каждый раз, когда возвращаюсь сюда, все больше теряюсь. — Он улыбнулся. — Какое-то время назад мы постоянно слышали о самоуправлении. Но в последние десять лет о нем говорят меньше. Однако теперь мистер Редмонд, занявший место Парнелла, возглавляет в британском парламенте группу примерно из восьмидесяти человек, и надежды на самоуправление опять возродились. И еще мы постоянно слышали об экстремистах, готовых на любое насилие ради изгнания британцев. Что с ними случилось? Они исчезли? И ведь само британское правительство как будто делает все, что может, чтобы нейтрализовать влияние старых протестантов. Что все это значит? Неужели дух Парнелла восстал из могилы? Кем мы собираемся стать, британцами или ирландцами, протестантами или католиками? — Граф обвел взглядом присутствующих. — Отец Макгоуэн, скажите, за что выступает Церковь — моя Церковь?
— Это я вам точно скажу, — с улыбкой откликнулся священник.
— Поскольку в нем есть иезуитская жилка, — тоже с улыбкой начал Шеридан Смит, — это означает, что он ничего вообще вам не скажет.
Священник благодушно проигнорировал его слова.
— Многие священники, — заговорил отец Макгоуэн, — и даже некоторые епископы, памятуя о головокружительных днях Дэниела О’Коннелла, в какой-то мере склоняются к поддержке движения за самоуправление.
— Но они же уничтожили Парнелла, — напомнил ему хозяин дома.
— Они не могли игнорировать его прелюбодеяние, — рассудительно возразил отец Макгоуэн. — Тем более что оно стало общеизвестным. — Он отпил немного вина. — Но суть не в этом. На самом деле имеет значение и продолжает быть важным то, что преобладает все же мнение непреклонного кардинала Каллена. Конечно, он проклинает экстремистов. Тут и говорить не о чем. Но он не разрешает Ирландской церкви вмешиваться в политику на любой из сторон. Не забывайте, когда британское правительство предложило субсидировать Католическую церковь вместе с Англиканской и Пресвитерианской, он отказался принять их деньги. И если вы посмотрите на множество новых католических соборов, которые выросли в последние три десятилетия, то увидите, что мы прекрасно и без них обходимся. А значит, наша Церковь не стала склоняться и унижаться. И если мы хотим сохранить свой авторитет, то должны встать выше всех этих вещей. Тот факт, что кардинал много лет провел в Риме, без сомнения, помог ему обрести куда более широкие взгляды, чем имеют многие местные священники. И в отдаленной перспективе он окажется прав. И когда Ирландия станет независимой, а это обязательно случится, наша Церковь займет должное место как высший авторитет.
— Вы думаете, так будет?
— Без всяких сомнений. Редмонд и его сторонники в парламенте имеют восемьдесят голосов. Они будут давить на правительство, пока британцев не начнет просто тошнить от них. И рано или поздно, как это произошло с Парнеллом, после очередных выборов баланс власти изменится. И призом станет самоуправление. Мы просто должны набраться терпения. Но это произойдет.
— Понимаю, — с мягкой улыбкой произнес граф. — Вы сами не совсем отстранились от политики. Но скажите мне, Шеридан, вы такого же мнения?
