Когда он пришел, Морин занималась с детьми. А Смиту пока нашлось о чем поговорить с Тайди.
Великий голод весьма заметно отразился на Дублине. Ближайшие окрестности столицы пострадали меньше других частей острова. Но из дальних мест люди устремлялись в Дублин в надежде эмигрировать или хотя бы найти какое-то убежище. И Дублин справлялся с трудностями. Церкви и благотворительные учреждения хлопотали о том, чтобы прибывшие были накормлены. И не последнюю роль тут играли квакеры. Прямо на фешенебельной Меррион-сквер была даже организована большая суповая кухня, кормившая огромное количество людей. А поток прибывающих все не ослабевал. Тайди был рад тому, что Морин не слышит их разговора, так как это могло причинить ей боль. Он рассказал Стивену, что волна беженцев из Клэра и Майо, а возможно, и из других мест увеличилась по сравнению с прошлым годом.
— Та ситуация, которую вы видели в Клэре, не изменилась, разве что правительство теперь вынуждено кормить и здоровых взрослых людей тоже. По нашим подсчетам, на данный момент во всей Ирландии около восьмисот тысяч человек нуждаются в помощи, и половина из них — взрослые трудоспособные люди. Не могу сказать, какое количество сейчас на грани голодной смерти, поскольку никто этого не знает и не хочет знать. Но на западе в работных домах вполне обычно то, что за неделю умирают пятьдесят, восемьдесят, даже сто человек, в основном дети.
— А что с урожаем картофеля?
— В этом году посажено в два раза больше, чем в прошлом, хотя это все равно меньше половины того, что было до появления фитофторы. Но мы надеемся на неплохой урожай.
— Я заметил, что здесь больше не видно людей, спящих на улицах. Куда вы их подевали?
— О, на это я вам сразу отвечу: в большие здания, в былые времена представлявшие славу Дублина, до принятия Акта об унии. Как-то на днях я был в северной части города, — продолжил Тайди. — Прошел от Саквилль-стрит до Маунтджой-сквер. И на каждой улице видел большие дома, рассчитанные на одну семью, потом их поделили на квартиры и стали сдавать в аренду. А теперь частенько можно видеть, что целая семья занимает одну-единственную комнату. Осмелюсь сказать, при таком раскладе в Дублине хватило бы кирпича и известки, чтобы построить жилье почти для всего населения Ирландии. Нищенское жилье, конечно.
Они как раз закончили разговор на эту тему, когда в гостиную вошли младшие дети Тайди в сопровождении Морин.
Она была в простом хлопчатобумажном платье, скромно отделанном кружевом, волосы, слегка вьющиеся и теперь блестевшие от частого расчесывания, разделены пробором и убраны назад. Смит встал, чтобы поздороваться с ней, и улыбнулся:
— О, мисс Мэдден, вы удивительно хорошо выглядите!
И Морин невольно покраснела.
Смит сразу понял свою ошибку. Эта женщина совершенно не привыкла к комплиментам. И ему следует быть осторожнее в будущем.
После нескольких вежливых вопросов о ее здоровье и здоровье детей Стивен сообщил всем, что у него есть кое-какие новости.
— Должен попросить вас всех немного порадоваться за меня. Лорд Маунтуолш уже давал мне разные поручения — явно для того, чтобы проверить, как я с ними справлюсь, — и теперь предложил мне место своего делового посредника. Его прежний посредник уже стар и с трудом справляется с делом. Должен заметить, это удивительный поступок со стороны лорда, а я и вообразить бы не мог лучшего работодателя.
Все тепло поздравили его.
— И где вы будете жить? — спросил Тайди.
— В Маунт-Уолше есть дом для посредника. Но буду часто бывать в Дублине. Дела у графа, как вы знаете, весьма обширные.
— Вы должны пообещать заходить к нам, когда будете в Дублине, — сказал Тайди.
— Конечно! — с улыбкой ответил Стивен.
И только вечером, когда супруги уже сидели в кровати, миссис Тайди тихо сказала мужу:
— Ты заметил кое-что, пока Стивен был здесь?
— Думаю, да. Ты говоришь о Морин?
— Она его любит.
Тайди вздохнул, но промолчал.
Стивен увидел этот телескоп в августе. Он как раз возвращался из графства Клэр.
Если что-то и подтверждало правильность его решения уйти из политики, так это события нескольких последних недель. После смерти Освободителя разногласия в партии сторонников разрыва лишь усиливались. Члены «Молодой Ирландии» находили все новые поводы для шума. Они твердили, что в Великом голоде виновата Британия. И что единственным ответом на все может быть только вооруженное восстание. А как раз этого и старался всеми силами избежать Освободитель. Потому что бунт не имел смысла. И конечно, эти парни просто совершенно не понимали, что делают. Если восстание Эммета было трагедией, то теперь все походило на фарс. И действительно, какой там бунт? Однако к концу июля некоторые лидеры «Молодой Ирландии», чувствуя, что должны что-то сделать, попытались поднять несколько деревень в Типперери. Люди в Типперери требовали еды, но бунтовать не желали, и лишь несколько десятков особо активных столкнулись с местной полицией на маленьком поле. Узнав об этом, Стивен огорчился.
Его поездка в Клэр оказалась невеселой. Болезнь картофеля, почти исчезнувшая прошлым летом, вернулась. Больше половины урожая погибло. А значит, и передышки ждать не стоило: по крайней мере еще год сохранится тяжелое положение, вызванное голодом и хроническими болезнями. И если бы Стивена уже не закалило то, что он видел раньше, он мог и не вынести новых страшных картин. А может быть — в этом он честно признавался себе, — того факта, что он спас хотя бы одного человека и привез в Дублин, оказалось достаточно для того, чтобы немного успокоить совесть теперь, когда видел, что новые тысячи могут умереть.
Но все равно оставался вопрос земли. Не только самые бедные лишались аренды. Процесс набирал скорость сам по себе. Бедные крестьяне не могли платить за свои дома мелким фермерам. Мелкие фермеры не могли платить более крупным, у которых они арендовали землю, а те не могли платить землевладельцам. Многие лендлорды, в свою очередь, оказались в таких долгах, что были вынуждены продавать свои имения.
— Если так и дальше пойдет, — говорил Стивену лорд Маунтуолш, — то огромная часть земель в западных графствах будет продана.
Вопрос был в том, что произойдет с имениями самого Маунтуолша?
— Лондонское правительство ничуть не пожалеет о том, что западные лендлорды куда-нибудь денутся, — продолжал граф. — Они уверены: большинство этих лендлордов — беспомощные и безответственные люди, они просто не должны были доводить страну до Великого голода, а сейчас постыдно уклоняются от помощи собственному народу. И могу сказать, что я во многом согласен с этим.
— Но и британцы виноваты ничуть не меньше, — возражал Стивен. — Они отказываются признать, что проблема слишком велика и местными силами ее не решить.
— Да, это так, и история нас рассудит. Но меня в особенности удивляет, что даже теперь англичане совершенно не обращают внимания на страну, которая лежит так близко к ним и с которой их многое связывает. Ну и в любом случае сейчас они думают так: если лендлорды западных графств разорятся и продадут землю, то проблему можно будет решить, передав поля честным йоменам, так как те будут лучше о них заботиться.
