Возможно, если бы ему удалось отвлечься от шума внизу, то он смог бы заснуть. Пинчер пытался думать о завтрашней части пути. Это его хотя бы немного успокоило.
И Тринити-колледж, и кафедральный собор Христа владели огромными землями. Время от времени некоторую их часть можно было получить в аренду на выгодных условиях; именно на это уже давно и надеялся Пинчер. Но возможность, которая представилась ему теперь, была даже лучше.
Из всех землевладельцев-протестантов во всей Ирландии не было никого богаче и благочестивее Ричарда Бойла, великого поселенца-протестанта. Во время правления королевы Елизаветы ему подарили обширные земли в Манстере, и он стал покровителем многочисленных приходов, от которых добрые проповедники-протестанты могли получать доход.
— Я недавно слышал, что один из приходов на севере Манстера может вот-вот освободиться, — сообщил Пинчеру чиновник. — А вы как раз такой человек, которого Бойл вполне бы одобрил на то место. Но, правда, места там диковатые. Нужно сначала все хорошенько расчистить, прежде чем что-то сможет вырасти. Но вы ведь не против?
— О нет, — ответил Пинчер. — Я совсем не против.
Лесной край. Много веков подряд обширные леса, некогда покрывавшие бóльшую часть острова, были ценным источником древесины. Как правило, ее вывозили. Некоторые из величайших английских соборов имели крыши из ирландского дуба. А во время великого строительства в Англии Тюдора древесины нужно было все больше и больше. И в результате ирландские леса сдались перед топорами. Вокруг Дублина большинство дубов уже вырубили, но дальше на юг все еще стояло много отличных старых лесов, которые можно было использовать. А это обеспечивало мгновенный одноразовый урожай наличности, то есть аренда в тех местах становилась очень выгодной. Иногда целые горные склоны могли оголиться за какие-нибудь несколько месяцев.
— Я зажгу свет там, где раньше царила тьма! — с чувством заявил Пинчер.
Дорога через горы, как ему сказали, проходит через самые красивые во всей Ирландии места. И Пинчер надеялся, что через пару дней он доберется до места назначения, и это наконец принесло ему облегчение. Он закрыл глаза и попытался представить свое путешествие. И хотя он продолжал слышать музыку снаружи, он, должно быть, все-таки задремал, а около полуночи осознал, что музыка наконец прекратилась, и почувствовал, что теперь в состоянии погрузиться в глубокий сон.
Он и в самом деле на мгновение решил, что уже спит, когда внезапный скрип заставил его резко сесть в постели. Тяжелая дубовая дверь его комнаты медленно приоткрылась.
В комнатах внизу было множество спальных мест, и в зале тоже, и по всему дому горело множество свечей, чтобы люди не наступали друг на друга, если им понадобится встать ночью. И в свете нескольких свечек Пинчер увидел в проеме двери жуткую фигуру, собирающуюся войти в его комнату. Дикарская ирландская одежда, голые ноги, бледное лицо с горящими глазами и огромная, уродливая масса волос, которые падали кольцами на плечи… И неудивительно, что при виде такого призрака доктор Пинчер вцепился в одеяло и разинул рот, готовый закричать: «Помогите!» или «Убивают!», если фигура сделает еще шаг.
Но Тадх О’Бирн не спешил входить. Он замер в дверях, предпочитая осторожно качнуться на месте раз-другой, прежде чем позволить себе войти в неведомое. Он не был пьян. Может, и был какое-то время назад, но теперь пребывал в состоянии, когда мысли и действия, хотя и осторожные и здравые, были несколько замедленными. Он пытался устроиться поспать в главном зале на полу рядом со скамьей, на которой лежала в глубоком сне его жена. Но никак не мог устроиться достаточно удобно. Подумал о том, чтобы выйти наружу. Ночь была нехолодной, и хороший ирландец вроде него самого, как он с гордостью говорил, был бы только рад поспать на земле, как пастух или герой древних времен. Но в конечном счете решил остаться внутри и, осторожно перешагнув через несколько тел, сумел, хотя и не быстро, добраться до вот этого места и открыть дверь. Не видя в темноте дрожащего проповедника, он весьма разумно спросил:
— Есть тут местечко для того, кто хочет поспать?
Вопрос, заданный на ирландском, Пинчер не понял, но ответить все-таки следовало.
— Уходи! — закричал философ.
Тадх О’Бирн хотя и удивился ответу на английском, однако прекрасно его понял. Тадх немножко подумал. Прежде всего, если не считать языка, важно было то, что ответ исходил от одного-единственного источника. Тадх прислушался, нет ли здесь звуков другого дыхания, но ничего не услышал. И следующий вопрос задал по-английски.
— Там с тобой женщина? — вежливо поинтересовался он.
— Конечно нет! — прошипел доктор Пинчер.
Хотя Тадх был не слишком искусен в философии, все же через мгновение-другое он сообразил, что фигура в темноте, желая того или нет, была виновна в нелогичности. Потому что если в комнате никого больше не было, а незнакомец не занимался женщиной, то уходить отсюда причин не имелось. Не желая быть невежливым, Тадх еще раз все мысленно проверил, убеждаясь, что он прав. Никаких слабых мест в своих рассуждениях он не нашел. И именно когда Тадх пришел к окончательному выводу, доктор Пинчер совершил огромную ошибку. Говоря очень медленно и отчетливо, так как предполагал, что человек перед ним, судя по его внешности, должен быть и пьян, и глуп, он произнес:
— Это… моя… кровать.
— Кровать? — Это слово заставило Тадха снова задуматься. — У тебя здесь есть кровать?
Тадх мог презирать предполагаемую развращенность своего родственника Бриана, когда речь заходила о пуховых перинах, но в этот момент перспектива разделить с кем-то мягкую постель, вместо того чтобы спать на твердом полу, показалась ему неплохой. Войдя наконец в комнату и закрыв за собой дверь, он с удивительной точностью добрался до кровати и протянул руку туда, где, отпрянув назад в отвращении и даже в ужасе, доктор Пинчер невольно освободил место, нужное Тадху.
— Ну вот, — приветливо произнес он. — Вполне хватит места для нас обоих.
И он бы мгновенно заснул рядом с ошеломленным проповедником, если бы его не охватило вдруг любопытство. Кем мог быть этот английский чужак, которому выделили отдельную комнату во время поминок по О’Бирну из Ратконана?
— Прекрасный человек, — высказался он в чернильную тьму. — Нет сомнений, Тоирдхилбхак О’Бирн был прекрасным человеком. — Он немного помолчал, ожидая какого-то отклика, но незнакомец рядом с ним был так же молчалив, как труп внизу. — Ты долго его знал? — поинтересовался он.
— Я его совсем не знал, — холодно произнес Пинчер.
Пинчер уже понял, что со стороны этой мерзкой фигуры его жизни ничто не угрожает. Теперь в его уме крутился главный вопрос: сойти ему с кровати и улечься на твердый пол самому или остаться на месте и терпеть близость и вонь чужака.
— Но ты, без сомнения, приехал на его поминки из уважения, — произнес Тадх. Любой бы сказал, что это правильный поступок, пусть и необычный для англичанина. — Ты не против того, чтобы я узнал твое имя? Я Тадх О’Бирн, — любезно сообщил он.
