— Джон! Помогите мне!
Макгоуэн помолчал.
— Как вы думаете, чем он занимается? — наконец спросил он.
— Он приехал из Парижа. Скорее всего, с Эмметом и другими. Это вы мне скажите, чем они занимаются.
— Не знаю, — честно ответил Макгоуэн. — Конечно, они ко мне приходили несколько месяцев назад, ну, «Объединенные ирландцы». Но я отказался участвовать. Я больше не верю в восстания.
— А вы считаете, будет восстание?
— Поговаривают об этом. Но это не значит, что оно на самом деле произойдет.
— Я потеряла Патрика. Джон, мне не вынести, если я потеряю и этого мальчика!
— Да, это было ужасно, — тихо произнес Макгоуэн. — А отец мальчика не может помочь? — (Выражение лица Джорджианы сразу все ему объяснило.) — Я разузнаю, — сказал он. — Но обещать ничего не могу.
В тот же вечер Макгоуэн пришел к Джорджиане:
— Все молчат. Никто ничего не говорит.
Но если быть точным, то табачник Смит сказал Макгоуэну:
— Под таким именем я никого не знаю. — И, сам видя двусмысленность ответа и поинтересовавшись, не может ли юноша назваться другим именем, Смит спросил: — А кто хочет узнать?
Его бабушка, пояснил Макгоуэн.
— Ох, не могу сказать, — ответил Смит.
И конечно, Макгоуэн понял, что Уильям в городе.
Макгоуэн сел в кресло в гостиной Джорджианы. Он прикрыл один глаз, а другим задумчиво смотрел на нее, и этот глаз казался неестественно большим и всевидящим в вечернем свете. Макгоуэн чувствовал отчаяние женщины. И это его тронуло.
— Мне жаль, что я не могу помочь, — сказал он. — Но где бы он ни был, он сам принял решение, и ясно, что он не хочет, чтобы его обнаружили.
Ничем не утешив Джорджиану, Макгоуэн ушел.
В субботу, 16 июля, в Либертисе были удивлены небольшим взрывом на складе рядом с собором Святого Патрика. Три человека были ранены и увезены в госпиталь, где один позже умер. К счастью, разрушения оказались невелики, а пожар быстро погасили те, кто работал на складе, и когда приехали городские пожарные, им сообщили, что помощь не нужна.
— Вы только лишнюю суету здесь устроили, — заявил им старшина.
Маленькая толпа, собравшаяся перед строением, с любопытством наблюдала за спором пожарных со старшиной, но наконец рассерженные борцы с огнем уехали.
На следующий день вечером явились полицейские, чтобы осмотреть место происшествия. Они никого там не нашли, зато обнаружили подозрительные следы пороха.
— Наверное, тут мастерили фейерверки, — предположил кто-то.
Но рапорт об осмотре был отправлен по инстанции.
Собрание воскресным утром прошло уныло. Эммет выглядел бледным и грустным.
Опасность была рядом, и все это понимали. К рассвету воскресного утра оружие и боеприпасы перевезли в один дом возле Угольного причала, как теперь называлась Деревянная набережная времен викингов.
— Пара ночных дозорных пыталась остановить моих парней по дороге, — сообщил табачник Смит. — Ребята притворились пьяными, но чуть не попались. — Он покачал головой. — Нас могут накрыть в любое мгновение.
Только дурак не согласился бы с ним. Время поджимало, и они это знали.
Потом заговорил Рассел. Он был одним из самых опытных людей девяносто восьмого года, и его голос имел вес.
— У нас два варианта. Мы можем прикрыть всю организацию и рассеяться. Или можем начать восстание немедленно. Если не начнем, потеряем фактор неожиданности или, хуже того, дождемся, что всех арестуют.
— А французы? — спросил Эммет.
— А у тебя есть новости о них? — (Ответа не последовало.) — Если мы будем их дожидаться, нас всех перевешают задолго до того, как они придут.
Кое-кто откликнулся одобрительным бормотанием.
— Но мы не готовы, — возразил Эммет.
— У нас очень много оружия, — напомнил Гамильтон, еще один другой ветеран. — Нам может вообще больше не подвернуться такая хорошая возможность.
— Я подниму север, — пообещал Рассел.
Уильям не знал, смогли ли убедить Эммета все эти аргументы, но после дальнейшего обсуждения было решено, что восстание нужно начинать как можно быстрее.
— Если вы хотите привести побольше людей из провинций, не возбуждая подозрений, — напомнил всем Гамильтон, — то субботний рыночный день подойдет как нельзя лучше. В город в любом случае приедет множество самого разного народа.
В итоге договорились на 23 мая.
— У нас будет еще целых пять дней на подготовку, — со смехом произнес Эммет.
Если Эммет и продолжал втайне сомневаться, никто об этом не догадался бы. Его штаб и главный склад оружия находились на складе на Томас-стрит, неподалеку от старинной больницы Святого Иоанна, расположенной в Либертисе к западу от старой городской стены. Это было просторное строение с двором. Здесь от Томас-стрит ответвлялась узкая улочка Маршалси-лейн, уходившая к причалам. Здесь Эммет работал и жил.
Уильям никогда в жизни так не волновался. Это было потрясающее ощущение: они творили историю. Эммет обладал хорошим чувством стиля. Какой-то портной сшил зеленые мундиры, отделанные золотом и кружевом.
— Такая форма у французских генералов, — пояснил Эммет. — Я и другие руководители наденем их. Это напомнит нашим людям, что они настоящая революционная армия.
Нужно было еще так много всего подготовить: снаряжение, припасы, даже буханки хлеба для людей. И хранить тайну склада уже было невозможно, ведь множество дублинских отрядов слали сюда своих порученцев. Вскоре после того, как Уильям пришел туда утром в понедельник, появился О’Бирн и тут же стал полезным человеком. Он проверял оружие и сразу замечал, чего не хватает.
— Нам нужно больше дроби, мистер Эммет, — доложил он, и Уильяма отправили купить нужное.
К концу дня Финн вместе с Уильямом пошел домой, а по дороге купил выпивку.
Эммет же писал манифесты. Они были длинными, но впечатляющими. Пришло время, писал он, для Ирландии показать всему миру, что она может занять свое место среди других народов. Ленстер и Ульстер пойдут впереди. Вся Ирландия последует за ними. Они не нуждаются в иностранной помощи. Но восстание должно идти благородно, настаивали манифесты. Должен соблюдаться строгий военный порядок, а за ним последуют свободные выборы и правосудие для всех.
— Отнеси это в печать прямо сейчас, Уильям, — велел Эммет другу.
Рассел, Гамильтон и еще несколько человек отправились на север, чтобы поднять Ульстер. Из Килдэра прислали сообщение, что они придут в субботу с почти двумя тысячами человек. Еще отправили посланцев в Уэксфорд и Уиклоу.
— Кто-нибудь знает горы Уиклоу? — спросил Эммет.
