— Я знаю, тебе доставит удовольствие знакомство с ним, — сказал он Джорджиане.
Молодой адвокат оказался высоким, красивым мужчиной с копной волнистых каштановых волос. Он был родом из старой католической семьи в графстве Керри. Джорджиана не знала, обычное ли это дело для стареющих людей, но она часто видела, что молодые люди рады довериться ей в таких вещах, о которых едва ли рассказали бы кому-нибудь другому. Впрочем, молодой мистер Дэниел О’Коннелл и не пытался скрыть своего честолюбия.
— Я должен пробиться наверх, леди Маунтуолш, — сказал он. — Так что я только что присоединился к масонам.
— Мудрый ход, — согласилась Джорджиана. — В особенности, если можно так сказать, для католика.
Он кивнул в ответ на ее слова, но одновременно вздохнул.
— По правде говоря, — признался он, — хотя моя семья — католики, я сам не слишком интересуюсь католической верой. Наверное, меня можно назвать деистом. — И насчет политики он был откровенен. — Я видел бесчинства Французской революции, потому что в то время был во Франции. Но я ненавижу насилие.
И еще О’Коннелл был абсолютным прагматиком. Когда один пожилой джентльмен, горячий почитатель ирландского языка, начал изливать лирические восторги на эту тему, О’Коннелл почтения не проявил:
— Я не отрицаю поэтичности языка моих предков. Я говорю на нем с детства. Но должен добавить: это не дает моим соотечественникам продвигаться вперед и я не пожалею, если он исчезнет. — Пожилой джентльмен ужаснулся, но О’Коннелл заметил, обращаясь к Джорджиане: — Знаете, я ведь лишь сказал то, что думают многие простые ирландцы.
За ужином адвокат сидел вдали от Джорджианы, так что им не удалось продолжить разговор до тех пор, пока не подали десерт и не разразился общий спор на тему объединения. Высказывались разные взгляды. Большинство патриотов были принципиально против этого. Но к удивлению Джорджианы, Джон Макгоуэн, которого все знали как примкнувшего к «Объединенным ирландцам», оказался готов подумать на эту тему.
— Мы ведь знаем, что при нынешнем положении вещей нам никогда ничего не добиться от триумвирата и дублинского парламента, — подчеркнул он. — Так что даже лондонский парламент может оказаться лучше того, что мы имеем.
Ему немедленно возразил кто-то из патриотов:
— К добру или к худу, но в Ирландии много веков был парламент. Уничтожьте его, и он уже никогда не вернется, — предостерег он.
— А что думает об этом мистер О’Коннелл? — спросила Джорджиана, глядя через стол.
Молодой юрист не особенно обрадовался тому, что на него обратилось всеобщее внимание, но тем не менее ответил:
— Мне не нравится идея объединения, потому что Ирландия — это нация. Но в одном я уверен: создаст Ирландия союз с Англией или нет, это едва ли будет иметь значение, пока с огромным большинством ирландцев обращаются как с неполноценными из-за веры их предков. — Он окинул взглядом гостей. — Пока не будет устранено поражение в правах для католиков, пока католики не смогут войти в парламент и занимать государственные должности, как любой протестант, мы постоянно будем видеть в Ирландии готовое к взрыву недовольство, где бы ни заседал парламент — в Дублине или в Лондоне. Разницы никакой.
Тут решил высказаться один седовласый патриот:
— Я из тех, кто голосовал вместе с Граттаном, и меня нелегко убедить в выгодах объединения. Но недавно я был в Лондоне и должен сказать вот что. Корнуоллис целиком на вашей стороне. Премьер-министр Питт в Лондоне склоняется к тому же мнению. Им бы хотелось заверить католиков и их союзников в том, что, как только Ирландия объединится с Англией, новый британский парламент дарует католикам ту свободу, которой вы хотите. Единственная проблема сейчас в том, что они не могут говорить этого открыто. Ведь если они это сделают, им никогда не получить в дублинском парламенте то большинство, которое необходимо для объединения. Но они говорят об этом частным образом.
— Вы имеете в виду, — начала Джорджиана, — что английский парламент должен одурачить ирландских протестантов?
— Леди Маунтуолш, — с улыбкой произнес старик, — я никогда не произносил подобных слов.
Какое-то время Джорджиана не встречалась с Дэниелом О’Коннеллом, хотя до нее доходили слухи о его продвижении по карьерной лестнице. Но тот разговор за ужином вспоминался ей часто.
Потому что слова старого патриота вскоре стали подтверждаться. Нет, официально ничего не было сказано, однако Джорджиана слышала от друзей: звучали разные намеки, частным образом произносились заверения. К осени уже стало ясно, что ирландскому парламенту будет представлен некий законопроект, в конце этого года или в начале следующего, и патриотов, и тех, кто поддерживает свободу католицизма, заверяли, что вскоре после этого их желания исполнятся. Но как задумавшие все это политики собирались убедить отъявленных протестантов отдать власть?
Джорджиана была весьма удивлена, когда незадолго до Рождества Геркулес осторожно сообщил ей:
— Я передумал. Объединение — это только к лучшему. Убежден, это путь к прогрессу.
Джорджиана пыталась понять, почему это произошло.
Парламентские дебаты начались в январе 1800 года и продолжались не один месяц. Джорджиана часто слушала их с галереи для публики. Звучало много замечательных речей в защиту ирландского парламента, но самую запоминающуюся произнес сам Граттан, который, хотя и был в то время болен, все же пришел в парламент на вечернее заседание в мундире волонтера, бледный как призрак, и одарил слушателей одной из величайших в его жизни речей. Слыша такую силу, логику и красноречие, Джорджиана думала, что делу объединения пришел конец. Однако недели шли одна за другой, и те, кто еще недавно выступал против союза, уже начали высказываться в его поддержку.
Как-то раз Джорджиана увидела на галерее Роберта Эммета, и они немножко поболтали. Из писем Уильяма Джорджиана знала, что Эммет тоже был в Париже, и он сообщил ей некоторые новости о внуке.
— Он теперь свободно говорит по-французски, — доложил Роберт. — Когда вернусь, скажу ему, что виделся с вами.
Джорджиана спросила, что он думает о перспективе получения католиками свободы в случае создания союза.
— Думаю, англичане проявляют свой природный цинизм, — ответил Роберт. — Они должны были рассчитать, что в огромном британском парламенте количество ирландских католиков будет незначительным и они не смогут влиять на решения, принимаемые парламентом.
Когда же Джорджиана заметила, что многие в ирландском парламенте как будто начали менять мнение о союзе, он усмехнулся:
— Да их просто купили, леди Маунтуолш. И за немалые деньги. Полагаю, в том можно не сомневаться.
Встреча с Эмметом заставила Джорджиану живо вспомнить внука. Она скучала по Уильяму. Она пыталась проявить интерес к его младшему брату, хотя при холодных отношениях с Геркулесом это было нелегко. Этот милый добрый мальчик, любивший своего брата Уильяма, был странным парнишкой и жил в своем собственном мире. Он обладал огромным математическим талантом и любовью к астрономии. Геркулес даже купил ему телескоп, и юноша мог часами смотреть в него, полностью довольный жизнью. Джорджиану радовало то, что младший внук счастлив, но она не могла проникнуться его увлечениями.
