— И на том спасибо.
— Ее вышлют в Австралию.
— В Австралию? Колонию для уголовников? Да если даже она переживет путешествие, она все равно уже не вернется, это все равно что смертный приговор!
— Ничего подобного. Там прекрасный климат. И она будет не одинока. Мы туда отправим множество бунтовщиков.
Джорджиана так и не пошла на суд. Но он был очень коротким.
Еще Джорджиану беспокоила судьба детей Бригид. В конце концов, это ведь были дети Патрика. Джорджиана знала, что о них заботится брат Бригид. Но теперь Джорджиана задумалась, не следует ли ей что-нибудь сделать для них ради Бригид и в память о Патрике. Но потом она узнала, что Дейрдре, мать Бригид, присутствовала на суде и по особой просьбе Бригид взяла на себя заботу о детях. Похоже, Бригид хотела, чтобы остаток детства они провели подальше от Дублина, в чистой атмосфере гор Уиклоу.
Прошло еще шесть недель, прежде чем Уильям обнаружил, что его одурачили. Он написал Джорджиане горькое письмо, но, к счастью для нее, вину за обман полностью возложил на отца. И продолжил:
Я решил пока не возвращаться в Ирландию, а поехать в Париж. И я очень надеюсь, бабушка, что, поскольку своих денег у меня очень мало, ты можешь снабдить меня какой-то суммой, ведь отец наверняка ничего не даст.
В тот же день Джорджиана отправила ему сотню фунтов. Но сделала это с дурным предчувствием. Что Уильям собирается делать в Париже?
Эммет
1799 год
К началу нового года Джорджиана осознала, что слишком одинока. Она любила Маунт-Уолш, но сейчас у нее не было никакого желания ехать туда. Она хотела оставаться в Дублине. Она тосковала по оживленному обществу, которым наслаждалась при жизни мужа. Могла ли она, вдова, снова надеяться на что-то подобное?
К собственному удивлению Джорджианы, оказалось, что могла.
После восстания люди либеральных взглядов вышли из моды. И те, кто сочувствовал делу «Объединенных ирландцев», старались не привлекать к себе внимания. Старый доктор Эммет закрыл свой городской дом и покинул город. И потому, когда в начале 1799 года Джорджиана возобновила приемы, все те, кто помнил гостеприимство старого Фортуната и ее мужа, были только рады найти там приют. Близкие по духу люди любых политических убеждений были желанными гостями. Джорджиана даже людей из Дублинского замка принимала.
Ведь если Геркулес и его друзья горели жаждой мести революционерам и их католическим союзникам, то в британском правительстве звучали и более спокойные голоса тех, кто имел другую точку зрения. А самым влиятельным из них был новый лорд-наместник.
Лорд Корнуоллис, возможно, и отступил перед американскими колонистами, но все равно он был хорошим генералом и стал мудрым государственным деятелем. После подавления ирландского бунта лорд Корнуоллис искал решения, а не мести. И Геркулес с его желавшими полного господства друзьями не могли на него повлиять.
Но какое решение могло быть удачным? Прежде всего Корнуоллис хотел устранить напряжение. В плен захватили множество бунтовщиков. Их руководителей нужно было судить, но не увлекаться смертными казнями, а большинство рядовых следовало простить. Вожди «Объединенных ирландцев» вроде Тома Эммета, которого схватили еще до начала бунта, должны были оставаться под стражей, но уже начались переговоры об их возможном освобождении. Однако куда более значительным оказалось другое убеждение, набиравшее силу.
— Самая большая проблема Ирландии, — решили Корнуоллис и его коллеги, — это ирландский парламент.
Парламент Граттана. Семнадцать лет назад он, казалось, принес надежду на новый либеральный порядок, но реальность оказалась совсем другой. Победу одержали Геркулес, его друзья и триумвират. А результат? Всеобщий бунт и три попытки французского вторжения. В Вестминстере все чаще говорили: «Эти ирландские господа протестанты не способны управлять. Они постоянно унижают католиков. А последнее, что нам нужно в то время, когда мы воюем с Францией, так это беспорядки на западном фланге». И действительно, заключали некоторые думающие люди, система двух парламентов в любом случае изжила себя естественным образом. «Лондонский парламент всегда будет желать ограничить ирландскую торговлю, потому что видит в ней угрозу, и всегда будет продолжаться спор между Дублином и Лондоном о том, кто за что должен платить». Решение?
Объединиться. Объединить Англию и Ирландию. Так же как объединились Англия и Шотландия, здесь тоже может возникнуть соединенное королевство. Сто ирландских парламентариев могут сидеть в лондонском парламенте и иметь голос в управлении обеими землями; тридцать два ирландских пэра и епископа могут заседать в британской палате лордов. Следует снять ограничения в торговле. Ирландия окажется в более выгодном положении, а ирландцы и англичане объединятся, чтобы создать единую нацию. Разве это не наилучший выход?
Но ирландцы вовсе так не думали. Отказаться от древнего великолепия дублинского парламента и его изумительного классического здания? Да будьте вы прокляты! И в начале 1799 года они проголосовали против. Но от английского правительства было не так-то легко отделаться. Предложение настойчиво звучало снова и снова.
И в беззаботной атмосфере дома Джорджианы это вскоре стало главной темой разговоров.
Джорджиана обнаружила, что ее друзья-патриоты разделились. Последователи Граттана красноречиво защищали парламент, созданный их вождем. Но кое-кто из тех же патриотов, потрясенных действиями Геркулеса и его приспешников, окончательно потеряли веру в возможности Дублина и признавались:
— Пожалуй, лучше было бы действовать из Лондона.
По этому вопросу также соглашались между собой далеко не все упорные сторонники протестантского господства. Некоторые, напуганные восстанием, думали, что объединенное королевство действительно может принести больше безопасности и порядка на их остров. Но сам Геркулес ни в чем не сомневался.
— Я разговаривал с оранжистами в Ульстере, — сказал он Джорджиане. — И они не желают такого объединения. Они думают, что в Лондоне проявляют слишком много снисходительности к католикам. И они совершенно правы. Мы должны сохранить дублинский парламент.
Но даже ульстерские пресвитерианцы не были едины.
— Многие пресвитерианцы в Ульстере вполне одобряют объединение, — сообщил Джорджиане Дойл.
— Но они же восстали против англичан! — напомнила она.
— Верно, только это не помогло. И теперь они думают, что объединение может оказаться полезным для торговли льном. — Дойл усмехнулся. — Ты ведь и сама знаешь, кальвинисты любят прибыль.
— А ты, — спросила она дублинского торговца, — как ты к этому относишься?
— Ох, я-то совершенно против, — ответил старый Дойл. — Если парламент переедет из Дублина, это будет катастрофой для дублинской торговли и для людей вроде меня, кто сдает дома в аренду.
Но наверное, самая интересная дискуссия случилась в доме Джорджианы в начале того лета. Собрались друзья-патриоты, в основном времен старого Фортуната. И Джон Макгоуэн тоже пришел. А один из патриотов привел с собой молодого юриста.
